Право на поединок

Она просто никогда раньше не видела знаков, принесённых им на одежде. Старые бабки в женской избе не показывали их малышам, объясняя: бывают, мол, ещё и такие. Беловодские венны слыхом не слыхивали про Серых Псов.

Яркое закатное солнце заставляло Волкодава жмурить слезившиеся глаза. Он поклонился девушке и сказал:

«И ты здравствуй, Волчица».

• Дома, братцы, у Небес
• Не допросишься чудес.
• День за днём – как те горшки на заборе.

• Дома – скука и печаль;
• Нас притягивает даль -
• Чудеса живут, известно, за морем.

• И народ вокруг – не тот!
• Хоть бы раз пойти в поход:
• Кто же чудо у порога отыщет?

• А за морем – пир горой!
• Что ни парень, то герой,
• Что ни девка – вмиг утонешь в глазищах!…

• Так мы плачемся в глуши.
• И однажды, вняв души
• Устремленьям, да и просто в науку,

• Нас хватает и несёт…
• И судьбы водоворот
• С надоевшим домом дарит разлуку.

• …И окажется, что где б
• Ни прижиться – горек хлеб,
• Не рукою материнской спечённый,

• Не в отеческой печи,
• Не от дедовской свечи,
• Не на пращуров земле разожжённой.

• Там героев – как везде:
• Что алмазов в борозде.
• Вместо раскрасавиц – дура на дуре.

• Ну а чудо из чудес -
• Твой земляк, какой невесть
• В тот заморский край закинутый бурей.

• И на сердце ляжет мрак,
• И назад потянет так,
• Что хоть волком вой на площади людной.

• И поймёшь, что дом, где рос,
• Где по тропкам бегал бос,
• Он и есть на свете главное чудо.

• И вспорхнуть бы, полететь!…
• Но уж врос в чужую твердь;
• Корни рвать – себе и ближним на муку…

• Что и как в родном краю
• Да про молодость свою -
• Это всё теперь рассказывай внуку.

• А взрослеть возьмётся внук,
• Он осмотрится вокруг,
• Станет привязью родительский корень:

• Дома чуда ждать сто лет,
• Вот в краях, где вырос дед, -
• Там-то жизнь! Эх, кабы съездить за море…

11. В море

Хозяин корабля, дородный сегван с узлом седых волос на макушке, мерил шагами палубу, смотрел то за борт, то на небосклон и время от времени недовольно бурчал что-то сквозь зубы. Эврих неплохо знал сегванский язык, но остров Печальной Берёзы, откуда вёл свой род владелец лодьи, должно быть, располагался в каком-то совсем уже отдалённом углу. Резкий, отрывистый говор корабельщика был таков, что аррант едва разбирал отдельные слова. Эврих вслушивался очень внимательно, однако за добрых полдня сумел понять лишь одно – мореход был чем-то весьма удручён. Ну а это можно было себе уяснить и не вникая в его речи.

– Спишь, Волкодав? – наконец окликнул он венна, лежавшего с закрытыми глазами под скамейкой гребца.

Волкодав не спал. Просто, если он открывал глаза и садился, желудок почти сразу начинал противно шевелиться внутри. Он знал, что по меркам опытных мореплавателей нынешнюю качку и качкой-то назвать было нельзя. Однако ему хватало. Слабо утешало даже то, что Виона, купившая Йарре возвращение на родину, определённо посоветовалась с Судьбой. Ибо корабль был тот самый, которого ожидал Гарахар, и направлялся он в Тин-Вилену. То есть Небеса явно не возражали, чтобы Волкодав всё-таки попал в этот город. И выяснил, какой такой Наставник умножает в мире неправду, вручая скверно понятое кан-киро людям, не ведающим Любви…

– Что это там Астамер всё время бубнит? – спросил Эврих. – Ты хоть что-нибудь понимаешь?…

В отличие от Волкодава, на корабле он был дома. И радовался, чувствуя себя в знакомой стихии. Взяв кожаное ведёрко на длинной верёвке, он забросил его далеко вперёд, потом ловко вытащил через низкий борт. У него лежал в поясном кошеле обрывок берёсты с несколькими буквами, начертанными ещё на берегу. И вот теперь, мысленно обратившись к Богам Небесной Горы, Эврих вытащил белый лоскут и погрузил в ведёрко. Чернила, которыми была сделана надпись, он собственноручно приготовил в доме ювелира Улойхо по способу, разведанному Тилорном. Настала пора подвергнуть свою работу настоящему испытанию, и молодой аррант отчаянно волновался.