Фантастика

У Серого от удивления челюсть отвисла, даже не спросил, что такое «видео». Чтоб группенфюрер кого-то к себе домой приглашал? Такого еще не бывало.

— Проучили «сычовских» классно. Будут помнить. — Мюллер озабоченно нахмурился. — Только тут вот какая хреновина. Брыка, когда уходил, сказал: «Ну, зонты, за это по-взрослому ответите. Ждите». Я ему: «Репой пугаешь? Да мы его на мелкой терке натрем». Так и сказал.

— Натрем? Репу? — ужаснулся Дронов. «Сычовский» Репа был самый знаменитый боец на все Басманово. Даже Штык, бригадир «вокзальных», первой из басмановских команд, его стороной обходил. Репе двадцать лет, но в армию его не взяли, потому что судимость. Это он еще когда в ПТУ учился, одному парню с Кларыцеткин в драке хребет сломал, пацана того теперь бабка на улицу в коляске вывозит. А на прошлый первомай Репа быку одинцовскому, когда по земле катались, нос вчистую отгрыз, врачи пытались назад пришить — не смогли. Так, говорят, и ходит одинцовский с повязкой поперек рожи.

Серый покачал головой:

— Как ты его натрешь-то?

— Почему я? — Мюллер хлопнул его по плечу. — Ты. Я «сычовским» крикнул: «Если Репа ваш не секло, пускай на Нежданку подваливает, с нашим Серым махаться».

«Токо-так, токо-ток, токо-так», — взорвался стук костольет. Двор вокруг сделался мутный, покачнулся. Бежавшая вдоль бровки кошка остановилась и дальше двинулась тихонько-тихонько, вкрадчиво.

Спокуха, спокуха, попробовал уговорить себя Дронов, а сам небрежно спросил:

— Когда идти-то?

Плевать, подумал. Всё равно сматывать. Сейчас заскочу к мамке, сшибу денег и на электричку. Сами с Репой разбирайтесь.

— Ааа? — вопросительно пропел группенфюрер. Не расслышал.

— Когда идти? На Нежданку-то? — помедленней повторил Серый.

— Даа пряамоо щаас. Тыы наа, глоотнии. А тоо беелыый веесь.

И неторопливо достал из кармана своего черного кожана чекушку.

Серый глотнул от души. И ничего, помогло. Через минуту стукотня поутихла, перешла на обычное «то-так, то-так».

И стало всё на свете по фигу. Что будет, то будет. Если Сереге Дронову на роду написано гикнуться в неполные семнадцать лет, значит, такая его судьба. Лучше пускай Репа его насмерть уделает, чем хребет сломает или нос откусит. Как человеку жить без носа?

— Не ссы, Серый, прорвемся, — лихо подмигнул Мюллер, а у самого в глазах попрыгивал страх — поди, уже не рад, что понты развел. — Ты его сразу пихни, как тогда Арбуза. И все дела. Ляжет — не встанет.

— Я тебе не серый. — Дронов икнул. — Это ты черный, а я не серый, понял?

Никогда ему не нравилась эта кликуха. Что он, валенок что ли?

Группенфюрер поднял ладони — мол, без вопросов.

— Понял. Всё, Серому капут. А как тебя погонять?

Дронов поворочал мозгами, но с ходу хорошего погоняла придумать не смог:

— Серегой.

— Ну Серегой так Серегой. Идем, Серега. Пора.

Белокурая бестия

Нежданка — это была заброшенная церковь, никто не помнил, отчего ее так прозвали. Раньше, давным-давно, там помещался склад райторга, но уже хрен знает сколько лет она стояла пустая, заколоченная. Место удобное, на границе трех городских районов: Ленинского, Свердловского и Вокзального — вроде как ничье, поэтому когда возникала какая-нибудь заморока, в Нежданке забивали стрелки и назначали стыки.

Для стыка с «сычовскими» Мюллер собрал всю «зондеркоманду», даже двух четырнадцатилетних пацанят-петеушников. Всего получилось одиннадцать человек.

Влезли со двора через окно, там доски раздвигаются.

«Сычовских» внутри еще не было.

Под дырявым куполом покаркивали вороны, высокий полукруглый потолок не по-доброму прятался в темноте, и «зонтовские» как-то сразу поджались друг к другу. Хорохорились, конечно. И матюгались, и даже хохотали, но толстые стены откликались таким нехорошим эхом, что хотелось говорить потише, а лучше вообще перейти на шепот.

Группенфюрер как мог подбадривал свое трусившее войско:

— Зольдатен, слабо Репе против нашего Сереги. Бухан, скажи им, как Серега Арбуза положил — не кулаком даже, плечом.

Бухан угрюмо прогудел:

— Я не видал. Меня Арбуз вырубил.

Сам Дронов стоял, прислонившись спиной к стене. Водяра из башки еще не выветрилась, и был он вроде как в полусне. Просто ждал и слушал свое «то-так, то-так».

Но приметил, что пацаны держатся от него на расстоянии и пялятся так, будто в первый раз видят. Или в последний. Как на покойника, вяло подумал он.