— Мертвый?
Мюллер пощупал толстую, как бревно, шею.
— Дышит. Сейчас побрызгаю — очухается. Стал расстегивать ширинку, но Серега оттолкнул группенфюрера.
— Не надо. За это он тебя грохнет, насмерть. Когда я уеду.
— Куда это?
— Не знаю. Нельзя мне тут.
И объяснил про больницу, про разбитое окно, а главное про дурдом. Мюллер засмеялся:
— Права не имеют. Ты, Серега, главное, меня держись. Я тебя в обиду не дам. Если что, батю подключу. Я за тебя теперь землю переверну, ясно? Двое нас с тобой, сверхчеловеков, на всё долбаное Басманово. Они у нас вот где будут.
Он тряханул сжатым кулаком.
— Иди домой, Серега, отдыхай. Заслужил. И не заморачивайся из-за всякой хрени. Всё нормально будет. Слово группенфюрера.
Вон оно что
На пороге ему на шею кинулась мамка.
— Сергунечка, родненький, чтой-то доктор говорит? — зашепелявила она (передние зубы Рожнов выбил, еще в позапрошлом году). И давай его обнимать, ощупывать. — Будто ты в автобусе побился?
Он отодвинулся — от матери здорово разило перегаром.
— Целый я, целый. Какой еще доктор?
— Да вот, — повернулась она лицом к коридору. И тут — на тебе, давно не виделись — из комнаты в коридор выкатил бородатый, который из больницы. У Сереги «то-так» скакнул было на «токо-так», но на пару секунд, не больше. Вспомнилось, что Мюллер говорил.
— Вы чего? Вы права не имеете! Не поеду я! — попятился Дронов, а сам весь напружинился — ну как у доктора и санитары с собой, из психической неотложки.
— Не волнуйся, тебе нельзя! — быстро, но мирно заговорил врач. — Я одежду твою привез, документы. Ты чего сбежал-то? Тебе покой нужен. У тебя мерцающая аритмия. Пульс триста двадцать, вчетверо быстрее нормы. Это очень опасно. Сердце может не выдержать. Ну-ка, иди в комнату, сядь. А лучше ляг.
В комнате бородатый стал измерять пульс.
— Ничего не понимаю… Нормальный, семьдесят пять.
Зато Серега понял. Когда у него от страха сердце сжимается, и в башке с «то-так» на «токо-так» переходит, это пульс в четыре раза ускоряется. То есть не все вокруг начинают медленно говорить и двигаться, а он сам вчетверо ушустряется. Вот оно что! То-то и Рожнов вмазать ему не смог, и даже Репа. Ему казалось, что они шевелятся, как сонные мухи. Или как в замедленном кино. А на самом деле они-то были нормальные, это он прыгал, будто Чарли Чаплин.
— А что твой стук в голове? — спросил доктор растерянно. — Не беспокоит?
— Прошло, — отмахнулся Серега. — Как на улицу вышел, сразу башку ветром продуло. А вы не напутали тогда, насчет триста двадцати?
Бородатого он теперь не боялся, совсем.
— Всё может быть, — растерянно пробормотал врач. — Дай еще раз померяю.
Теперь и вовсе вышло семьдесят.
— Пить надо меньше. — Серега выдернул руку. — Врач, называется.
А сам думал: вчетверо быстрей! Вчетверо!
Новый порядок
Раньше Серега Дронов думал, что человеческая жизнь может так быстро меняться только в кино. Или в сказке. Типа жил на свете замухрышка, кто ни попадя об него ботинки вытирал, и вдруг — бац, поймал волшебную щуку либо конька-горбунка. И сразу как повалило: и то, и это, и полцарства впридачу.
Во-первых, Рожнов. Сколько Серега с ним, заразой, промучился, а тут чик-чирик, и нет Рожнова.
После стыка в Нежданке думал Серега отделать отчима как следует — и за ШИЗО, и за мамкины выбитые зубы, но Рожнов дома больше не появлялся. Так испугался пасынковой лихости, что даже шмотки свои не забрал. И из ДЭЗа уволился. Уехал куда-то, с концами, будто и не было его.
Мамка денек поплакала и перестала. Серега с ней беседу провел: мол, будешь квасить — смотри. Она только голову в плечи вжала, и с тех пор он ее пьяной не видел. Наверно, так у нее душа устроена, надо ей кого-то бояться, не мужа, так сына.
Дома хорошо стало. Чисто, спокойно. Захочешь жрать — в холодильнике суп, котлеты. Ночью не орет никто, не лается, спи — не хочу.
А спал Дронов теперь допоздна. Потому что днем и вечером дел было выше крыши. Помогал Мюллеру в Басманове новый порядок устраивать. Это Мюллер так назвал — Новый Порядок. В смысле, что «зондеркоманда» с этих пор в городе главная, как ее группенфюрер решит, так и будет.
Начал он с двух соседних команд, прибрал их к рукам, назвал «бригадами». Это у него легко получилось. Взял с собой на стык Серегу, сказал: ничего не говори, просто помалкивай.