Фантастика

Слушать профессора оказалось интереснее, чем подслушивать — такие невероятные вещи он рассказывал.

— Так называемый «сглаз», он же «черный глаз» не суеверие и не фольклорные выдумки. По-научному это называется «визуальное зомбирование» — воздействие на психоэмоциональное состояние другого человека при помощи взгляда. Всякие Кашпировские и Чумаки, которых нынче только ленивый не обзывает шарлатанами, на самом деле не просто шоумены, а люди, излучающие визуальную энергию особо концентрированной интенсивности. Первую статью об этом малоизученном наукой феномене я опубликовал еще в семьдесят четвертом году. — Видно было, что профессор сел на любимого конька, у него и у самого из глаз прямо засочилась «визуальная энергия». — Особенно часто способности этого рода встречаются у субъектов с аномальным складом личности и у людей с психическими патологиями. К последней категории несомненно относится и ваша цветочница. Она наверняка считает себя невозможной красавицей, рядом с которой все прочие женщины — серые воробьишки. Пока вы не встретились с ней взглядом, вы видели ее такой, какова она на самом деле. Но стоило ей вступить с вами в визуальный контакт, и ее убежденность моментально вам передалась. Такого рода воздействие — шок для психики. Ваш мозг пытается прийти в себя, исторгнуть навязанную извне идеограмму. Отсюда и скверное физическое самочувствие.

— Но… Но она действительно невероятно красива, — пролепетал Дарновский. — Если бы вы ее видели!

— Ну, а это мы проверим. Давайте-ка попробуем нарисовать портрет вашей Ундины. Форма головы?

Он взял бумагу, карандаш с ластиком и очень искусно, следуя указаниям Роберта, набросал женское лицо. Если какая-то деталь получалась непохоже, уточнял, стирал резинкой, подправлял. Через десять минут с листка на Дарновского смотрела Анна, как будто зарисованная с натуры.

— Нуте-с, давайте разберемся. — Тихвинский наклонил голову, разглядывая портрет. Поморщился. — Лицо диспропорционально вытянутое, треугольное. Рот почти безгубый, чуть не до ушей. Нос лучше было бы изобразить в профиль, вы тогда увидели бы, что он недалеко ушел от буратининого. Помилуйте, молодой человек, вы «Незнакомку» Крамского помните? «Венеру» Боттичелли? Ренуаровских женщин? Да она жуткая дурнушка, ваша фам-фаталь.

Роберт теперь и сам это видел. У него будто пелена с глаз упала, даже в жар бросило от стыда.

Хваленого умника, хозяина своей судьбы сглазила деревенская идиотка!

— Знаете, вы только жене моей не рассказывайте, — попросил он, опустив голову. — И тестю. Ну там, нервный срыв, переутомление. Только без подробностей, ладно?

— Не нужно учить меня врачебной этике. — Профессор приосанился. «Отличный казус, отличный, в самый раз для доклада в Ларнаке, 27-летний пациент Д., м-м-м, легко внушаемого типа, м-м-м…». — Ну как, мы чувствуем себя получше?

Роберт прислушался к себе и вдруг понял, что он совсем здоров. Ни головной боли, ни ёканья в сердце. Тихвинский снял с него сглаз. Вот это врач!

— Да, я в порядке.

— Все-таки полежите пока в стационаре, понаблюдайтесь, попринимайте легких транквилизаторов. Визуальное зомбирование — это не шутки. Вы еще легко отделались.

«Родное Подмосковье»

Через неделю Роберт вернулся к обычной жизни и этот постыдный майский эпизод старался не вспоминать. Неприятно было думать, что он «легко внушаемого типа».

Вот тебе и Дар. Оказывается, есть люди с даром посильнее, чем у него. И поопасней.

Охотник за чужими взглядами может и сам оказаться жертвой.

Кончился май (тьфу на него!), расцвело и увяло лето, наступила последняя осень великой империи. Цены в магазинах еще держались, но продукты исчезали один за другим. Сначала пропал кофе, потом сыр, колбаса. Чай можно было купить только краснодарский третьего сорта, и за тем выстраивалась очередь. То и дело исчезали сигареты, спиртное продавали в обмен на пустые бутылки, «по две единицы товара в одни руки». А на окраинах страны уже попахивало дымом и кровью, союз нерушимый республик свободных скрипел и лязгал, как дряхлый драндулет, готовый рассыпаться если не на ближайшем ухабе, так на следующем.

Роберт писал докторскую диссертацию на тему, которая утратила всякую актуальность. Да и сама цель, когда-то казавшаяся заманчивой (доктор наук в неполные тридцать), утратила всякий смысл. Показатели статуса и престижа изменились, а Дарновский продолжал прорубаться сквозь джунгли туда, где уже не было никакого Эльдорадо.