Кошки-мышки

— Боже милосердный, — простонал он, не в состоянии ни поднять голову с руля, ни пошевелиться.

«Представляй себе, что ты Тарзан», — сказал ему однажды отец. Это был один из его немногих советов. О том, как драться. В четыре часа, за школьным сараем… «Представляй, что ты Тарзан. Ты сильнее всех. Ты король джунглей. И самое главное — защищай яйца». Отец поднял согнутое колено к паху маленького Джона.

— Спасибо, папа, — прошептал теперь Ребус. — Спасибо, что научил.

Боль медленно поднималась, переползая в живот.

* * *

К полудню он все еще едва мог ходить, почти не сгибая коленей, двигаясь так, словно обмочился. На него обращали внимание прохожие, и он старательно изображал хромого. Отчего не порадовать зрителей?

О лестнице в участке нечего было и думать, он едва мог нажимать на педали машины. Взяв такси, он отправился в бар «Сазерленд». На четвертой порции виски боль сменилась сонным оцепенением.

— «С цикутой горьку чашу проглотив…» — продекламировал он себе под нос.

О Трейси он не беспокоился. Девушка с такими кулачками не пропадет. Пожалуй, на улице было полно подростков, которые заткнули бы за пояс многих копов. Впрочем, Трейси совсем не подросток. И он по-прежнему ничего о ней не знает. Этим должен был заниматься Холмс, но Холмс отправился ловить собак. Нет, с Трейси все будет в порядке. Может быть, за ней никто и не следил? Но тогда зачем она приехала к нему? Мало ли зачем. В конечном счете она получила постель, больше половины бутылки вина, горячую ванну и завтрак. Очень недурно выманить все это у старого легавого. Наверное, уже слишком старого. И больше именно легавого, чем офицера полиции.

Куда дальше? Это он уже знал — если только понесут ноги и Бог даст справиться с машиной.

* * *

Он остановился на некотором расстоянии от дома, чтобы не спугнуть его обитателей. Потом подошел к двери и постучал. Ожидая ответа, он вспомнил, как Трейси открыла эту дверь и бросилась к нему на грудь с заплаканным разбитым лицом. Он не ожидал, что Чарли окажется здесь. Не ожидал, что Трейси окажется здесь. Он не хотел, чтобы Трейси оказалась здесь.

Дверь открылась. Заспанный подросток подозрительно осмотрел Ребуса.

Длинные, давно не мытые волосы спадали ему на глаза.

— Что вам надо?

— Чарли дома? У меня к нему дело.

— Не-а. Сегодня не был.

— А если я подожду?

— Ждите.

Подросток стал закрывать дверь, но Ребус придержал ее рукой.

— Внутри.

Мальчишка пожал плечами и впустил Ребуса, оставив дверь открытой. Потом проплелся в дом и зарылся с головой в спальный мешок досматривать прерванный сон. В самом деле, он ничем не рисковал, впустив незнакомца в этот проходной двор. Ребус не стал больше беспокоить его и, убедившись, что на первом этаже никого другого нет, поднялся наверх.

Разъехавшаяся стопка книг и вещи, вытряхнутые Макколом из пакета на пол, так и остались неубранными. Ребус перешагнул через них, подошел к столу и сел, изучая разложенные бумаги. Войдя, он включил у двери верхний свет, а теперь и настольную лампу. Комната была совершенно не похожа на жилище студента: ни одного плаката, ни одной открытки на стенах. Интерьер, скорее всего намеренно, никак не отражал характера хозяина. Тот не хотел выглядеть студентом в глазах своих друзей-маргиналов и маргиналом в глазах друзей-студентов. И нашим, и вашим. Не только турист, но еще и хамелеон.

Прежде всего Ребуса интересовала курсовая работа Чарли, но заодно он рассмотрел все, что нашел на столе. Ничего необычного. Ничто не указывало ни на темные дела, ни на торговлю наркотиками. Ребус открыл эссе и погрузился в чтение.

* * *

Нелл очень любила работать летом: в библиотеке становилось безлюдно и тихо. В течение учебного года залы служили молодежным клубом, местом встреч, и в читальном зале на втором этаже стоял непрерывный гул. Книги оставлялись где попало, полки открытого доступа превращались в хаос, и это очень раздражало ее. Но летом заниматься приходили только самые усидчивые: кто-то писал диссертацию, кто-то готовился к спецкурсам, да несколько одержимых наукой голов скрывались тут от солнца, впитывая драгоценную премудрость.

Она быстро запоминала их в лицо, а потом и по именам. В опустевшем кафе разгорались ученые споры; во время ланча завсегдатаи библиотеки выходили посидеть в саду или прогуляться в парке Мэдоуз, по-прежнему погруженные кто в свои мысли, а кто в книгу.

Конечно, на лето приходилась и самая скучная работа: проверка фондов, подклейка истрепанных переплетов. Перестановки, обновление компьютерного каталога и так далее. Впрочем, спокойная атмосфера к этому располагала. Ни спешки, ни суеты, ни жалоб на нехватку того или другого учебника, срочно необходимого сразу двумстам студентам для реферата, который надо было сдать уже две недели назад. Но после лета в библиотеку записывался новый курс, и каждой осенью она чувствовала, что постарела еще на год — еще двенадцать месяцев отделяют ее от нового поколения. Первокурсники казались ей непростительно юными, напоминая о том, что уже никогда не вернется.