202  

И вот качу я уже по Монголии узкой долиной, кожаный верх машины откинут, ветерок свежий, красота… Аскер рядом, ружье, патронов вдоволь… осталось верст десять до гусиных озер, уже видны табуны птиц, падающих туда… И тут я заметил, как один склон долины как-то разом потемнел… какая-то черная клубящаяся грязь залила едва проклюнувшуюся весеннюю зелень… катились шары вниз по склону… словно «перекати-поле»… но скользкие и взблескивающие… Я оглянулся — то же было сзади. И тут они хлынули на дорогу… я увидел, что это змеи…

Их было не счесть! Они поглотили все пространство, ползли друг через друга, слоями, шевелящимися волнами… Я едва успел закрыть верх машины и стекла, как услышал омерзительный шорох, и скользкая масса живым курганом проглотила ее… змеи спадали с лобовых стекол и опять затмевали свет. Меня охватил ужас… я пробовал ехать, но змеи наматывались на колеса, набивались меж спиц… в то время колеса были с толстыми спицами… накручивались, как глина, и машина забуксовала в них… Они не останавливались, для них не было препятствия, они ползли — и только слышен был могильный шорох гадов…

И тут взбесилась собака. Она стала рваться из машины, вдруг схватила меня клыками за плечо… Аскер был мой друг, и я не ожидал такого… Он стал рвать кожу сидений и умудрился открыть дверцу… выпрыгнул и стал грызть это месиво, кусать, лаять, сам взвизгивая от укусов… Я звал его: «Аскер, назад! Аскер, ко мне!» Даже, откатив болотные кожаные сапоги-сагиры, выскочил, чтобы поймать пса и затащить в машину… глаза его налились кровью, он грыз уже шины, железо бампера и вдруг бросился на меня… Мой боевой друг на этих гадах помешался.

Он вступил с ними в борьбу их же методом… Я уже сидел в машине и видел всю тщету этой битвы… поднял ружье и застрелил его, потому что он стал уже не другом… стал пленником их… потому что вступать с ними в борьбу так нельзя. Я убил его, зная, что все кончено… он стал просто грызущим псом… не другом, не соратником… Он напитался их ядом… Я понял, что этот поток гадов нужно просто пережить… Пережить! Не отсиживаться, не бояться, а действовать разумно… Скоро долина стала чистой и светлой, я выковырял палкой из колес дохлых змей и продолжил свой путь…

— К чему ты это все рассказал? — недоуменно спросил Никола.

— А к тому, что видел взбесившихся русских аскеров, которые начинают бросаться в борьбу, но эта борьбы становится поражением. Они входят во вкус… напитываются ядом врага… они становятся такими же и даже страшнее, кидаясь уже на своих… ведя за собой толпы: слепые ведут слепых — и гибнут… Никто не хочет думать: как надо бороться? Нет же! Ни стратегии, ни тактики… Никто не хочет ничего делать… только орать и красоваться вождем впереди… болтуны и бездельники…

— После этого ты вернулся домой или поехал на озера? — зачем-то спросил улыбающийся Лебедев.

— Конечно же на охоту! И там нашел разгадку приключению… Все оказалось просто… вскоре увидел я горящую степь от горизонта до горизонта; дым стлался над землею, кострами вспыхивали островки сухих бурьянов — пристанище змей, горела старая полегшая трава… а за палом цепью шли с факелами монголы-скотоводы… добивая палками не успевших удрать обожженных змей… Так уж они им надоели, заползая в юрты, кусая скот и детей, что на это сражение они созвали людей со всей степи… И победили! От них я узнал, что змеиный поток направлен на юг, в жаркие пустыни, где нет им корма и нет оттуда возврата… сначала гады пожрут своих детей, а потом издохнут сами на раскаленных камнях… И командовал этой битвой безграмотный старик-пастух… Все промыслив, назначив срок и час, расставив людей и подав знак — зажечь степь под брюхами расплодившихся гадов…

* * *

До слуха собравшихся доплыл сквозь землю удар колокола ХристорождественскоЙ церкви, призывающий к заутрене.

Распахнулись двери 777 келий, и бельцы, укрепленные ночным бдением, потоком светлым хлынули в храм Спаса… прикладываясь к иконам…

Святители вернулись через иконы в Горний мир. Путем великим для каждого верующего в сущем дольнем мире, оставив образ свой всевидящий, мудрый и рачительный на темных досках и фресках…

А перед самой заутреней бельцы окружили Окаемова и Лебедева. Один из них выступил вперед, решительно заговорил:

- После того, что мы видели, после того, что мы передумали, что получили в назидание от всех святых, — положил ладонь на сердце и поклонился всем рано поседевшей в смертных боях головой, сверкнул ясным взором и с улыбкой продолжил: — После всего — негоже нам от своей земли уходить! Негоже поклоняться чужим святыням, за нашей спиной поболе есть!..

  202  
×
×