Княжий остров

Перед ними была широкая галерея, облицованная камнем, тщательно подогнанным друг к другу. В небольших нишах стояли подсвечники со свежими свечами, пол тщательно выметен и прибран, кельи в стенах теперь уже сплошь закрыты. Скоро они уперлись еще в одну дверь, изукрашенную медной чеканкой на библейские сюжеты, окруженную причудливой каменной резьбой. Арина впустила их в огромное темное помещение. Свечи не хватало, чтобы озарить высокий свод, к нему возносились колонны, увитые каменной резьбой и фресками, пол вымощен гладкими плитами. Невесомо передвигаясь, Арина зажигала за собой свечи, и с каждым новым трепетным язычком огня все четче проступали предметы в огромном зале, все выше возносились колонны. На стенах явились лики святых на иконах и росписи на потемневшей от времени мозаике. Вспыхнул тусклым червонным золотом алтарь, а в углу рядами виднелись раки с мощами, играли бликами подсвечники и огромная кованая люстра со множеством свечей, опущенная на причудливой цепи от самого потолка, еще недоступного зрению.

Беглецы застыли очарованные. Окаемов истово крестился. Егор поразился удивительному спокойствию и умиротворению на лице Ильи Ивановича, глаза его искрились влагой в отсветах множества пахучих восковых свечей, оплывающих от огня земного…

Тем временем Арина повернула в стене какой-то рычаг, и огромная люстра опустилась до самого пола. Зажигая на ней свечи, она двигалась по солнцу, и, когда все свечи запылали, люстра стала плавно возноситься под купол.

Вспыхнули лучами сотни невидимых зеркал в основании купола, на стенах и колоннах. Свет заполнил все пространство подземного храма, и яркие лучи сошлись в центре свода, освещая огромную фреску Спаса с поднятыми перстами и большой раскрытой книгой. Вокруг фрески весь купол расписан золотисто-зеленым причудливым растительным орнаментом, виноградные лозы переплетались с библейскими пальмами и совсем русскими березами и елями… летали райские и земные птицы, паслись олени и львы, зубры и вепри. Слабый ветерок шевелил огонь свечей.

В этом колыхании, живом и трепетном, все звери и птицы, все растения и горы вокруг образа Спасителя — все казалось живым и реальным, могущественно великим и просторным. Неведомый художник создал это творение навсегда. Взгляд Спасителя был тоже живым и дерзким, он не походил на привычные образы хотя бы тем, что у него была окладистая русская борода, совсем не восточный разрез глаз… Художник создал образ русского Спаса: могучего творца, полного энергии и света, любви и терпения, великого духа. Ни Окаемов, ни Егор никогда не видели подобного орнамента ни в одном храме, ни на одной иконе. Это было слияние древнего поклонения природе и Православия, это было единой религией добра, религией спасения души, таланта Творца мира и таланта народа, из коего и вышел безвестный художник подземной церкви…

Свет люстры заметно стал меркнуть: откуда-то пробился сноп солнечного света, ударил в зеркала, и картина под куполом стала еще живее и радостнее. Теперь колонны походили на стволы могучих сосен с золотистой корой, их кроны подпирали купол, лики икон прояснели, внимательные глаза святых оглядывали пришельцев.

Окаемов понял механику этого чуда. Где-то в монастырских стенах или башнях устроены потайные открытые ниши, ловящие зеркалами поочередно восход солнца и передающие его отражение внутри храма. Работала некая гениальная схема, но не хотелось думать ни о какой механике, а только смотреть, наслаждаться и молиться…

Солнце озаряло Спаса, снопами лилось вниз на мраморные плиты пола, и тут все трое обратили внимание на Арину, смиренно стоящую пред алтарем. Лицо ее казалось необычно красивым, иконным: тонкий нос, огромные глаза, плавные движения руки, осеняющей крестным знамением. Одета во все черное. Они тайком разглядывали ее, удивляясь ее неземному образу, чему-то неуловимо-таинственному и чистому, безгрешному, испускающему свой животворный свет, благость и покой. Уверенность, великое смирение исходили от нее. Эту уверенность и мир они чувствовали без слов. И чем дольше они смотрели на нее и молчали, тем труднее становилось оторвать глаза от ее юного лика и сказать слово…

* * *

Третий день и ночь сокол видел под дубом молящегося Серафима. Старец не ел, не пил, беспрерывной молитвой встречал ликом восход солнца; оно закатывалось и восходило опять, а он истово крестился и громко читал древние слова Небу.