Княжий остров

— Ты тоже поспи, никто нас тут не найдет и не тронет, поле нас охранит. Спи…

- Нет, я покараулю, что-то не спится. — Прилег и стал дремать.

Убаюкивая его и пробудив Николая, продолжал звучать голос Окаемова, странно печальный, полный гордости к женщине русской, к любви ее безмерной:

— Мне довелось прочесть подлинник летописца Бату-хана о походе на Русь… На арабском языке описан удивительный случай тех лет, поразивший даже бездушных кочевников. В ряду прославлений монгольского полководца, сладостной восточной похвальбы ему, бесстрастно описан один эпизод… Тщетно пыталось войско хана взять один русский город, возможно, Козельск… Много дней тысячи степняков бросались на приступ и находили смерть под стенами. Тогда, разъяренный и удивленный подобной стойкостью, Бату-хан послал толмача к русским с таким наказом, что в награду за воинскую доблесть и твердость духа великий хан милостиво дозволяет женщинам и детям покинуть город, что он их не тронет, а город все равно возьмет и сожжет, предав защитников смерти. В наказе было и то, что женщины могут взять с собой самое дорогое, что есть у них, и это богатство не отнимут воины владельца вселенной… И вот, отворилась ворота русской крепости, и в проход между выстроенных колонн войск монголов вышли женщины русские. Они несли на себе самое дорогое, что было у них — своих мужей… Летописец восхваляет благородство хана и верность слову. Батый пропустил в леса женщин и детей, многие из них тоже были изранены, но вынесли и спасли самое дорогое — свою любовь… Хан вошел в пустой город, во множестве собрал оставленные богатства, войско разграбило его и сожгло. По приказу хана, сровняло с землей русскую крепость духа, в надежде, что она не возродится…

* * *

В самой заповедной глуши Княжьего острова, где тесно возносятся к небу вековые деревья, переплетаясь стволами и ветвями, и даже умершие от старости еще стоят долгие годы, обнявшись, осыпав кору, звонкие и сухие, иные же падают в буреломье и обрастают зелеными мхами, папоротниками, грибами разными, живет тысячелетняя, богатырской мощи, верба над озером у небольшой полянки. Там, где расходятся шатром толстые ветви с морщинистой древней корой, зияет отверстие пещеры-дупла в стволе вербы и светятся два ясных зрака из тьмы сухого дома Матери-Свы, что есть Мудрость древних русичей, живущая тут поколениями от сотворения мира. Охранна для Рода и почитаема сама верба — Истинная Вербушка, несокрушимой жизненной силы — Истинная Верушка. Воткни отрубленную вербовую палку в землю русскую или иную, и пустит она корни и побеги, и станет жить. Свято почитаются ее ветви-верьви и сладкие весенние почки-китушки, а пещера, в понимании предков, есть не что иное, как Пища Ра — Пища Разума, священное место, где извеку хранятся Знания божественные, собранные по крохам древними мудрецами- волхвами для пользы жизни и спасения племени.

Матерь-Сва, как и сокол на гнезде русского Древа-дуба, все знает, но в отличие от него несет женское начало, иную мощь — светлую и необоримую врагу, имя ей — Любовь. Просторно и тепло в тайном гнезде мудрости; год от года вылетают отсюда птенцы и расселяются по дальним весям земли русской, ухают ночами в лесах, пугая лихих людей и правя добро материнское…

Все зрит Матерь-Сва через тонкую навесь трепетных плакучих ветушек с листьями-стрелами, мудрости её и зрению особому подвластна вся Русь, овитая океанами, предела не имеющая…

И место сие священно и имя тайное Матери-Свы есть — Любомудра, в слове сем вобрано столь древнего смысла и почтения, что понять его надобно сердцем, что Любовь — есть Мудрость Разума Высшего, божественного и нетленного… Иные значения нам и не след знать, ибо Любомудра творит Добро и Жизнь…

Крылья Матери-Свы золотистым пером опушены, парит она стремительно и бесшумно в ночи под звездами и Луной… И ночь и Луна — все женское-тайное, притягательное и великое для постижения людского. Сокол — воин… Любомудра — берегиня… Вместе они хранят Русь, земли ее облетая и озаряя своим началом.

В тайной глубине чистого и прозрачного озера, как в волшебном зеркале, все видно оку Матери-Свы: прошлое и будущее, явное и запретное — все разгадывается мудростью ее и Знаниями древними. Живая вода озера не заменяется и не терпит инородности, даже болотные гады жить в ней не могут — исходят прочь.

Дремлет днем Матерь-Сва, а взор ее открытый видит все и все понимает, что в мире творится: все беды и радости, все светлое и темное на Руси в извечной борьбе, все леса и долы, горы и степи, монастыри и церкви, хаты и нивы, клубки городов и кельи пустынников…