Зловещее наследство

— Черт, нет!

— Только ленч, значит, и вы рассказали ему массу вещей, о которых лучше бы не упоминать.

— Вот дела. — Он помрачнел, но вдруг улыбнулся, хотя это было всего лишь подобием улыбки. Уэксфорду он всегда, пожалуй, нравился. — О, черт, старший инспектор…

— Однако вы проявили мудрость, придя к нам, хотя и не знаю, сможем ли мы что-нибудь предпринять, если он не будет дергаться.

— Дергаться? Что вы имеете в виду под словом «дергаться»?

— Ну, позвольте мне привести вам пример. Ничего личного, как вы понимаете. Просто предположение, что состоятельный человек, который кое-что значит в глазах публики, сказал что-то не совсем благоразумное солидному журналисту. Десять к одному, что тот не сможет использовать это, потому что подставит свою газету под обвинение в клевете, — Уэксфорд остановился и бросил на собеседника проницательный взгляд, — но если он сказал те же самые неблагоразумные вещи самозванцу, ловкачу… — Примьеро побелел. — Что может остановить самозванца, выведавшего кое-что действительно дискредитирующее? Большинство людей, мистер Примьеро, даже приличные, законопослушные люди, что-нибудь да имеют в своем прошлом, но не хотят, чтобы об этом прознали. Вы должны спросить себя: если он не честен, то к чему подступается? Ответ на выбор: или ваши деньги, или он сумасшедший. — И добавил мягче: — По моему опыту, девять из десяти из них просто сумасшедшие. Однако, если это поможет вам успокоиться, возможно, вы могли бы дать нам описание. Я полагаю, он назвался?

— Это было не настоящее его имя.

— Естественно, нет.

Примьеро доверительно наклонился к нему. Уэксфорд был старый служака и давно уже знал, как полезно быть в курсе дела всего, что касается парфюмерии, и теперь он заметил, что от Примьеро пахнет «Ониксом» от Лентерика.

— Он выглядел довольно прилично, — начал Примьеро. — Моей жене он понравился. — Его глаза начали наливаться влагой, и он очень осторожно коснулся их пальцами. Уэксфорду это напомнило плачущую женщину, которая не осмеливается вытереть глаза из опасения размазать тушь. — Между прочим, я ей ничего об этом не сказал. Оставил без внимания. Не хотел ее расстраивать. Он был учтив. Оксфордский выговор и все такое. Высокий честный парень. Он сказал, что его имя Боуман, Чарльз Боуман.

— Ага! — сказал Уэксфорд, но не громко.

— Я только что кое-что вспомнил. Он был… ну, он чрезвычайно интересовался моей бабушкой.

Уэксфорд почти улыбнулся:

— Из того, что вы мне сказали, думаю, могу поручиться, что для вас никаких серьезных последствий не будет.

— Думаете, он псих?

— Во всяком случае, безвредный.

— Вы сняли груз с моей души. — Примьеро встал, закрыл портфель и поднял газету. Он сделал это как-то неловко, будто был непривычен даже к такому простому самообслуживанию. — Впредь я буду осторожнее.

— Каплю предосторожности, знаете ли.

— Ну, не буду больше отнимать у вас время. — Он состроил, возможно искренне, печальное лицо. Влага в глазах добавила его взгляду меланхолии. — Прямо с похорон, по сути дела. Бедная старая Алиса.

Уэксфорд обратил внимание на то, как мрачно пылает сапфир на галстуке. Он проводил Примьеро до двери. В течение всего разговора он хранил официальное лицо. Теперь он позволил себе совсем тихий смех.

До двух часов делать нечего, кроме как осматривать достопримечательности. Чарльз вышел рано и купил путеводитель. Они сидели на террасе и изучали его.

— Говорят, — сказала Тэсс, — что Форби входит в число пяти самых красивых деревень Англии.

— Бедная Форби, — сказал Чарльз, — хвалят так, что не поздоровится.

Кершоу начал их организовывать.

— Как насчет того, чтобы всем погрузиться в мою машину… — он ткнул пальцем в карту, — и отправиться по Кингсбрук-роуд в Форби, не заезжая в Форби-Холл, а, Чарльз? Бросим беглый взгляд на церковь, а потом в Помфрет. Летом Помфрет-Гранд открыт во все будние дни, мы можем оглядеть его, и обратно в Кингсмаркхем по главной дороге.

— Восхитительно, — сказала Тэсс.

Кершоу устроился за рулем, а Чарльз сидел рядом. Арчери и Тэсс расположились сзади. Они следовали тем же маршрутом, каким ехали они с Имоджин Айд, когда она везла цветы на могилу старой миссис Примьеро. Когда они подъезжали к Кингсбруку, викарий вспомнил, как она говорила о воде, которая, несмотря на все человеческие усилия, продолжает течь по земле в поисках моря.