Если совершено убийство

— Так и есть, — отозвался Уэксфорд.

— Я часто от души смеюсь, вспоминая тот день, и, знаете, мне было бы еще лучше, если бы я знала, что они тоже думают об этом, но, видно, не суждено. Хотела бы я увидеть лицо старого Викерса, когда он узнал, что птичка улетела. Ребекка вышла замуж и писала мне — рассказывала о своих новостях, но потом перестала. Впрочем, к чему нужны письма, если ты не можешь их прочитать и нет никого, кто бы мог сделать это для тебя, не правда ли? — Миссис Лайл весело засмеялась над печальной ситуацией, которую описала. — Викерс, который сын, женился; у них есть дети, но все эти дети один за другим ушли. Не смогли остаться в этом доме, и теперь они живут там вдвоем. Младший Викерс — я называю его так, хотя ему уже, может быть, лет пятьдесят, — никогда не разговаривает со мной. По-моему, он догадывается, что я помогла Ребекке. Я часто смеюсь от души, когда вспоминаю о ней, об этой лестнице, о юном Фостере, похожем на влюбленного Ромео. Для нее было большим счастьем встретить его. Ей не приходилось выбирать — ведь у нее около носа была большая родинка…

Дверь церкви, по-видимому, открылась, потому что бледная полоса света распространилась по влажным камням, и на мостовой стали появляться люди. Уэксфорд, который ждал такого момента, не обратил на это внимания и повернулся лицом к миссис Лайл, хотя знал, что она не могла его видеть.

— Родинка около носа?

— Как раз между носом и щекой. — И миссис Лайл показала пальцем на своем лице. — Мой муж часто говорил, что они могли бы показать Ребекку какому-нибудь врачу, но они ведь не верили докторам.

— Куда она уехала?

— Ее адрес был Юго-Запад, 10. У меня где-то лежат ее письма. Вы сами можете взглянуть на них, но я вам скажу одну вещь: упоминание о Ребекке не поможет вам войти в соседний дом. Вы сможете сделать это разве что с бульдозером.

Стоя в проеме окна, Уэксфорд наблюдал, как сектанты расходились по домам. То, что было надето на женщинах, нельзя было назвать даже старомодным — это было нечто, вообще не имеющее ничего общего с понятием «мода»: пальто и шляпы черного, серого и желтовато-коричневого цвета, а на мужчинах, даже молодых, поверх черных костюмов были темные плащи. Между ними, словно ворон, в черных одеждах ходил пастырь, пожимая руки и бормоча что-то на прощанье. Вскоре почти все разошлись, остались только двое, видимо супружеская пара; они стояли, взявшись за руки, ожидая его, а затем втроем медленно пошли в соседний дом. На мгновение Уэксфорд увидел в луже их мрачное отражение — трое странных людей, пересекающие Стикс и направляющиеся в свой подземный мир. Дверь за ними захлопнулась.

— Вы смотрите на младших Викерсов? — поинтересовалась миссис Лайл, отличавшаяся необыкновенной чувствительностью, свойственной слепым. — Мне хотелось, чтобы здесь был мой внук, я бы дала ему дудочку — у всех здешних детей, дай им Бог счастья, есть такие дудочки.

— Давайте лучше поищем те письма, миссис Лайл.

Вслед за старушкой Уэксфорд поднялся по лестнице. Она привела его в свою спальню, которая выглядела скорее как лавка подержанных товаров, что так характерно для комнат пожилых людей, в которых они состарились. Помимо обычной мебели здесь лежали корзинки с принадлежностями для рукоделия — деревянные и плетеные из прутьев, сложенные друг на друга; чемоданы под кроватью и чемоданы, накрытые пыльными салфетками, на которых высились груды старых журналов и альбомов. На высоком массивном комоде стояли два миниатюрных сундучка с приданым, дорогие сердцу викторианцев; над ними на стене висела полка, битком набитая письмами, писчей бумагой, маленькими коробочками, старыми ручками, флаконами и шпильками для волос.

— Это, должно быть, здесь, — сказала миссис Лайл, — или, может быть, в других комнатах.

Уэксфорд заглянул в другие комнаты. Ни одну из них нельзя было назвать неопрятной, но все же они не были приспособлены для жизни. Скорее их следовало назвать вместилищами, в которых лежали вещи, накопленные за шестьдесят лет, и его опытному взгляду было ясно, что во времена, когда миссис Лайл еще была зрячей, применялась какая-то невероятная система заполнения жилого пространства.

Казалось, старушка чувствовала, что он поражен увиденным. В ее голосе появились не то чтобы злобные, но слегка мстительные нотки. Она заявила:

— Вам придется поработать, — что означало: «Ты видишь, а я — нет, так что давай трудись!»

И Уэксфорд принялся за дело, начав со спальни. Возможно, для него запах этих сувениров отдавал плесенью, в ней же он пробуждал воспоминания о событиях, с которыми они были связаны, и от этого лицо старой женщины становилось немного странным и мечтательным, но все же не несчастным. Чуть подрагивающими руками она дотрагивалась до открыток и фотографий, которые он доставал из ящиков комода. Уэксфорд принес сюда старую медную настольную лампу и поставил ее на комод, чтобы было светлее. В ее желтоватом свете, в котором была видна поднявшаяся пыль, он принялся изучать архив, накопившийся за долгую жизнь миссис Лайл.