Тайна улицы Дезир

- Максим сказал мне, что вы работали в полиции.

- Это было еще до вашего рождения. На Земле как раз собирались воцариться динозавры.

- Но мне уже за тридцать.

- А можно узнать, что привело вас, Ингрид Дизель, ко мне в этот поздний час?

- Но ведь еще нет и одиннадцати. Дело вот в чем. Я живу на Пассаж-дю-Дезир, в том доме, где Ванессу Ринже…

- Да, я в курсе.

- Ваши коллеги первый раз допрашивали меня дома. Я не могла сказать о своих соседках ничего плохого. Когда я увидела, что их увозят в комиссариат, то поехала следом. Оказавшись на месте, я пыталась отстаивать их интересы, но один из ваших коллег повел себя весьма нелюбезно.

- Люди часто забывают, что комиссариат - это не пляж в тропиках. Те, кто там работает, ежедневно подвергаются стрессу и поэтому не слишком дружелюбно относятся к туристам.

- Я думаю, вы можете мне помочь. В конечном счете, помочь всем нам. Жителям квартала. Потому что смерть одной молоденькой девушки волнует всех.

- Наша беседа начиналась вполне разумно. Говоря о моей карьере, вы употребили прошедшее время. И попали в точку. Но сейчас вас понесло не в ту сторону. А жаль. Тем более что все это становится навязчивым: вы уже вторая сегодня, кто напоминает мне о прошлом. Скажите себе: сейчас Лола Жост занимается тем, что собирает пазлы. Во всяком случае, когда у нее есть на это время.

- Но собирать пазлы, должно быть, ужасно…

- Ужасно что? Нудно?

- Э-э… да. Но извините меня, я сразу перейду к делу. Максим сказал, что я могу поговорить с вами, что вы - приятная женщина.

- Приятная женщина. Штамп! Я предпочла бы такой вариант: Максим сказал мне, что вы - настоящая женщина. Ну, ладно. Я настоящая женщина. Или, во всяком случае, то, что от нее осталось после того, как я раздала себя по кусочкам. Я раздавала и раздавала себя, а теперь имею право сидеть дома и собирать пазлы или делать розы из морковки, если мне так хочется. Или произносить сальные словечки, вот. Это со мной случается, когда я устаю от пазлов. Я имею такое право.

- Нет.

- Как это нет?

- Если вы ничего не сделаете, то арестуют невиновного, а тот негодяй, который убил Ванессу, останется на свободе. Это недопустимо.

- Я тоже знаю высокие слова, а не только сальные: неприемлемый, непереносимый, недопустимый, непостижимый и даже несправедливый. Так что не произносите высоких слов у меня над ухом: они меня не впечатляют.

- Но все-таки жизнь заключается не в том, чтобы сидеть дома и забывать о других.

- Жизнь, мадемуазель, - это чередование сладкого и горького, и если в таком возрасте вы этого еще не поняли, то я здесь бессильна.

- Максим сказал мне, что до того, как убили вашего коллегу, вы были необыкновенным полицейским.

- Вы начинаете меня утомлять.

- Вместо того, чтобы тонуть в жалости к себе и этом жутком халате, вы бы лучше встряхнулись и помогли всему кварталу.

- Довольно. Я не допущу, чтобы коротко стриженная полосатая девица с татуировкой проявляла неуважение к моему халату. Убирайся.

- Нет.

- Как хочешь. Я вызову своих, как ты выражаешься, коллег, чтобы они забрали тебя в участок. Гарантирую, что в этот раз они отнесутся к тебе с должным вниманием.

- Вы не приятная женщина. Максим ошибся, а я еще раз повторяю: ваш халат ужасен. Просто ужасен! Когда вы будете вести тихую и спокойную жизнь пенсионерки, вы перестанете быть интересны. И это время вот-вот наступит.

- Дверь осталась на прежнем месте, и комиссариат тоже. У тебя есть две секунды, чтобы выбрать, какое из этих мест тебе по душе.

Американке не пришлось повторять третий раз. И Лола смогла наконец закрыть за нахалкой дверь. Она минуту постояла, запирая дверь и настраивая глазок; у нее в голове мелькнула мысль об огромном неподвижном циклопе. Подходящий персонаж для сериала о Шеддоках. Однако «Шеддоки» уже давно не шли по телевидению. Потом она заметила, что татуированная девица забыла у нее свой пуловер. Лола метнулась к окну и увидела силуэт, быстро удаляющийся в направлении Пассаж-дю-Дезир. Шаг спортсменки. Полураздетая холодной ноябрьской ночью и согреваемая бушевавшей в ее душе яростью. Люди иногда неузнаваемо преображаются в моменты поражений.

Лола машинально прочитала этикетку на пуловере. Сороковой размер. Лола вспомнила, что носила сороковой размер во времена своей юности. В эпоху «Шеддоков». Она унесла пуловер в спальню и встала перед зеркальным шкафом. Да, ее халат отвратителен, но что с того? Он по крайней мере теплый. Она приложила полосатый, как матроска, пуловер к своей необъятной груди, и он показался совсем маленьким, прямо детским. В процессе странной эволюции сирена медленно превращалась в старого кашалота. Так медленно, что она и сама не заметила, когда это наконец произошло. И тысячелетия спустя после катастрофы потаскуха наивно размахивала матроской-пуловером, как флагом, как опознавательным знаком, воображая, что все просто. Что достаточно сказать: «да, о да, я согласна».