177  

– Стоянов – кадровый милиционер, и Зеленин – тоже, – задумчиво сказала Настя. – Вы полагаете, они по укоренившейся привычке не обращают внимания на финансовые дела учебного центра?

– Умница, – снова улыбнулся генерал. – Именно это я и полагаю. Они не привыкли думать и помнить об этом. Для них главное – знать, что деньги на счет переведены, и немалые, и их можно тратить на нужды центра. Они и тратят. А ведь там каждая копейка на учете, можете не сомневаться. В такие игры, Анастасия, на собственные деньги не играют, масштаб не тот. Чтобы затеять такую кухню и оплачивать ее из собственного кармана, нужно быть по меньшей мере сумасшедшим миллионером. У вас по этому делу фигурируют сумасшедшие миллионеры?

– Ни одного, – засмеялась Настя. – Даже психически нормального миллионера и то не усматривается.

– Ну что ж, будем считать, что мы договорились. Сегодня же чрезвычайная комиссия по налогам узнает из доверенного источника, что огромные деньги, отпускаемые государством на программу борьбы с неуплатой налогов, транжирятся черт знает как, особенно много злоупотреблений по учебному центру.

– Какие, например?

– Анастасия, не стройте из себя наивную, – поморщился генерал. – Любые. Например, наряду с подготовкой специалистов для работы в крупных коммерческих структурах в этом центре на коммерческой основе готовят бухгалтеров. Организовали платные курсы и обучают кого ни попадя за бешеные деньги. Насколько я понимаю, официальная подготовка специалистов там должна вестись по двум направлениям: бухгалтерский учет и экономический анализ, с одной стороны, и основы оперативной работы – с другой. Стало быть, люди, преподающие экономические дисциплины, там есть. Так что версия о платных курсах более чем правдоподобна. Этого будет вполне достаточно, чтобы накрыть учебный центр внезапной проверкой.

Он кинул быстрый взгляд на часы и повернул в сторону выхода.

– Наше время истекло, пора на службу двигаться. Вы куда сейчас? На Петровку?

– Куда ж еще, – вздохнула Настя.

– Не слышу энтузиазма в голосе, – насмешливо поддел ее Иван Алексеевич. – В былые времена вы рвались на работу и не хотели оттуда уходить.

– Я ведь объясняла вам…

– Конечно, я помню. Помню, как вы лили слезы на моей кухне и умоляли спасти вас от злого начальника. Но я полагал, что это была лишь минутная слабость. Неужели я ошибся в вас?

– Вероятно, ошиблись. Я до сих пор не передумала. Закончу с этим делом и напишу рапорт.

– Не торопитесь, Анастасия.

– Не удерживайте меня, Иван Алексеевич. Я готова к тому, что вы будете плохо думать обо мне, но работать с Мельником я все равно не буду. Я не могу. Скажу вам больше: я не могу больше работать в уголовном розыске.

Заточный остановился, повернулся к ней лицом и посмотрел в упор.

– Это нечто новенькое. Не хотите обсудить это со мной?

– Не хочу. Раньше хотела. Но вы мой порыв как-то не поддержали. У меня сложилось впечатление, что мой визит к вам вас раздражал и тяготил. Не беспокойтесь, Иван Алексеевич, я больше не буду приставать к вам с глупостями. Это действительно была минутная слабость. Мне казалось, что мы друзья и я могу прибежать к вам со своими бедами. Я признаю, что неправильно оценила ситуацию, генерал не может быть жилеткой для рядового опера. Простите.

Она говорила, глядя прямо в желтые глаза Заточного, и глаза эти больше не согревали ее теплым светом, как раньше. Они были холодными и серьезными.

– Не прощаю. Вы обиделись на меня? Наверное, это правильно. Любая женщина на вашем месте обиделась бы. Но я не стану приносить вам извинения. Я повел себя так, как счел в тот момент нужным и правильным. И если вас это обидело – что ж, значит, так тому и быть. Пойдемте, время поджимает.

Они миновали выход из парка и быстро шли к метро, где генерал оставил машину.

– Вас подвезти? – спросил он, доставая из кармана пальто ключи.

– Нет, спасибо, я на метро доеду.

– Вы что, до сих пор на меня дуетесь?

– Что вы, нет, конечно. Иначе разве стала бы вам звонить с просьбой о встрече.

– Не кривите душой, Анастасия.

Он подошел к ней совсем близко. Теперь его глаза снова были теплыми, как две лужицы расплавленного золота, белоснежные зубы сверкали в улыбке.

– Если вы сердитесь и обижаетесь на меня, но все-таки пришли ко мне с разговором о преступлениях, которыми вы занимаетесь, это означает, что вы по-прежнему любите свою работу, она для вас выше всего, в том числе и выше ваших дурацких амбиций и обид. Так что не смейте мне рассказывать о том, что не хотите больше работать в розыске.

  177  
×
×