Разгром

К самому расцвету застоя в Советской Армии было 18 военных академий, один военный университет, 74 высших военных училища, 4 военных института, 4 средних военных училища, 6 военных факультетов при гражданских высших учебных заведениях.

Кроме того, 32 высших учебных заведения МВД.

Помолчим про КГБ, хотя и там военной историей занимались весьма упорно.

Так что не вам, полковник, жаловаться. Рать у вас – на страх врагам.

В одной Москве военных экспертов больше, чем оленей на Чукотке. Так стадами и бродят. Или может, гражданин полковник, вы верите в то, что тут, на Западе, серьёзные эксперты умнее, чем в России? Не верьте. Тут они такие же, как и у нас. Только серьёзнее.

Но если вы действительно верите в коллективный разум, то сформируйте группу, да и хотя бы посчитайте дивизии Красной Армии 1941 года. Только заранее предупреждаю: группой – не выйдет.

2

Не кажется ли вам, гражданин полковник, странным, что 60 лет предпринимаются попытки написать историю войны, но ничего из этого почему-то не выходит? На написание истории войны режим бросал орды экспертов, но ничего не удалось сделать. Интересно, а почему?

А потому, гражданин полковник, что вас приучили мыслить хором.

И вот результат: за 60 лет ни один слушатель, ни один выпускник, ни один преподаватель Общевойсковой академии (в девичестве – Академия имени Фрунзе) не удосужился посчитать дивизии и бригады Красной Армии в приграничных округах на момент начала войны.

Вы предполагаете группы экспертов за моей спиной, а между тем сообразить, что военная наука СССР и современной России обманывает народные массы, мог любой, кто умеет считать до двух. Для этого вовсе не надо иметь ни группы экспертов, ни исследовательского института, ни целой академии.

Вы, гражданин полковник, верите в коллективную мудрость экспертов, а я вам рекомендую книгу, которую более сотни лет назад написал великий Густав ле Бон. Книга сделала его знаменитым на весь мир и на многие века. Называется книга «Психология толпы». В России она вышла в позапрошлом веке, в 1896 году, в издательстве Павленкова. В числе поклонников великого Густава – когорта выдающихся практиков управления толпой от Ленина до Муссолини и Гитлера. Понятно, товарищ Сталин эту книгу знал весьма близко к тексту и мастерски использовал её рекомендации.

Густав ле Бон на множестве примеров показал, что интеллект группы не является суммой интеллектов индивидов, которые её составляют. Наоборот, человек в группе глупеет и теряет способность видеть, слышать, понимать, самостоятельно мыслить: «Нет надобности, чтобы толпа была многочисленна… Как только несколько индивидов соберутся вместе, то они уже составляют толпу, даже в том случае, если они – выдающиеся учёные… Способность наблюдения и критики, существующая у каждого из этих учёных в отдельности, тотчас же исчезает в толпе».

Полковник О. Ф. Сувениров 100 лет спустя выразил центральную мысль «Психологии толпы», только уже применительно не к какой-то вообще группе экспертов, а конкретно к нашей родной военной науке, к Институту военной истории Министерства обороны: «Одной из важных причин, порождающих определённую немочь многих военно-исторических трудов Института, является почти повальное увлечение руководства Института подготовкой коллективных трудов. <…> При их подготовке, как правило, отсекается, отбрасывается всё оригинальное, по-настоящему творческое. <…> По распространённому среди историков мнению, редакции коллективных трудов – это братские могилы для талантов. Это своеобразная колхозно-совхозная система для науки, убивающая всякие стимулы личной заинтересованности и ответственности учёного» (ВИЖ. 1991. №11. С. 90).

3

Толпа остаётся толпой вне зависимости от того, в Москве она, в Париже или в Лондоне. Вот вам образец коллективной мудрости заокеанских экспертов из Вашингтона.

В ходе Второй мировой войны и сразу после неё группам западных знатоков в своих расчётах и заключениях следовало предполагать, что не всё из того, что публично высказывает Гений Всех Времён и Народов, чистая правда. Поймать товарища Сталина на слове не представляло труда.

Уже 3 июля 1941 года в своём первом публичном выступлении с момента германского нападения товарищ Сталин крепко соврал.

Выступление началось знаменитыми словами: «Товарищи! Граждане! Братья и сёстры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!»