Учитель фехтования

– Она знала, что вы замечательный фехтовальщик, и очень просила познакомить ее с вами, – признался он, догадываясь, что любопытство маркиза отнюдь не случайно. Маэстро ничем не выказывал волнения и не требовал никаких пояснений.

Внезапно на лице Луиса де Аялы появилась мефистофельская усмешка.

– Должно быть, мои слова кажутся вам забавными, – заметил дон Хайме довольно сухо. В поведении маркиза ему почудился тонкий намек на комичную роль сводника, которую он, маэстро, волей-неволей сыграл в их знакомстве.

Маркиз словно угадал его мысли:

– Не поймите меня превратно, дон Хайме. – Его голос звучал искренне и серьезно. – Вам трудно представить, насколько эта история меня волнует. Своим рассказом, – добавил он, улыбнувшись, словно в голову ему пришла какая-то забавная мысль, – вы подтвердили кое-какие догадки, которые не давали мне покоя все последние дни. Наша юная знакомая действительно великолепная фехтовальщица. Посмотрим теперь, что она предпримет, чтобы завершить столь блестяще начатое дело.

– Простите, ваша светлость, я вас не совсем понимаю...

Маркиз жестом попросил его набраться терпения.

– Спокойствие, дон Хайме. Всему свое время. Обещаю рассказать вам все, но только... чуть позже. Сперва я должен решить одну маленькую головоломку.

Дон Хайме растерянно смолк. Не связано ли все это с таинственным разговором, свидетелем которого он стал несколько недель назад? А может, у маркиза появился соперник?.. Как бы то ни было, к нему, дону Хайме Астарлоа, эта непонятная женщина не имеет ни малейшего отношения. Не имеет с некоторых пор, уточнил он. Он собрался было заговорить на какую-нибудь постороннюю тему, чтобы закончить странную беседу, но внезапно Луис де Аяла положил ему на плечо руку. Его взгляд показался дону Хайме непривычно серьезным.

– Маэстро, я хочу попросить вас об одном одолжении.

Дон Хайме выпрямился: весь его вид выражал внимание и готовность прийти на помощь.

– Я целиком в вашем распоряжении, ваша светлость.

Маркиз мгновение поколебался, преодолевая последние сомнения. Он заговорил почти шепотом:

– Мне необходимо срочно передать вам одну вещь. До сегодняшнего дня эта вещь хранилась у меня; но в связи с обстоятельствами, о которых я вам скоро подробно расскажу, мне придется расстаться с ней и на какое-то время передать ее в надежные руки... Я могу рассчитывать на вас?

– Разумеется.

– Это всего лишь бумаги, но для меня они жизненно важны. Наверное, это прозвучит высокопарно, но я могу их доверить очень немногим. Вы должны хранить их у себя дома в надежном месте до тех пор, пока я не обращусь к вам снова. Они лежат в конверте, заклеенном сургучом и скрепленном моей печатью. Дайте мне слово чести, что не будете интересоваться их содержанием и сохраните мою просьбу в тайне.

Дон Хайме нахмурился. Поведение маркиза казалось в высшей степени странным, но прозвучали два заветных слова: «честь» и «доверие»; значит, вопрос был решен.

– Даю вам слово.

Маркиз улыбнулся, внезапно смягчившись.

– В таком случае, дон Хайме, я у вас в огромном долгу.

Дон Хайме погрузился в размышления. Имеют ли отношение эти бумаги к Аделе де Отеро? Вопрос жег ему язык, но он сдержался. Маркиз доверился ему как честному человеку, и этого было более чем достаточно. Когда-нибудь он расскажет дону Хайме все.

Маркиз тем временем достал из кармана роскошный кисет из русской кожи и извлек оттуда гаванскую сигару. Он протянул кисет дону Хайме, но тот вежливо отказался.

– Напрасно, – произнес маркиз. – Это настоящие гаванские сигары. Пристрастие к ним я унаследовал от моего покойного дядюшки Хоакина. Разве сравнишь с ними зловонную дрянь, которая продается у нас в лавках?

Дон Хайме понял, что разговор окончен. В заключение он задал один-единственный вопрос:

– Почему именно я, ваша светлость?

Луис де Аяла замер, не успев зажечь сигару, поднял глаза и посмотрел на дона Хайме.

– Очень просто, маэстро: вы единственный порядочный человек, которого я знаю.

И, поднеся спичку к сигаре, маркиз с удовольствием затянулся.

V. Атака с оппозицией

Атака с оппозицией – одно из самых надежных и эффективных действий фехтования; отражать ее надо в высшей степени осторожно.

Мадрид, разморенный жарой уходящего лета, готовился к сиесте. Политическая жизнь столицы неторопливо текла в сентябрьском зное под свинцово-серыми облаками, изливавшими на город тяжелую летнюю духоту. Городские газеты намекали между строк, что генералы, высланные на Канарские острова, по-прежнему ведут себя тихо; опровергались слухи о том, что секретные щупальца заговора дотянулись до эскадры, которая, вопреки лживым сплетням, как и прежде, оставалась верной ее величеству. В Мадриде уже несколько недель не было ни одного волнения, – власти хорошенько проучили предводителей недавних народных восстаний, у которых теперь было полным-полно времени, чтобы поразмыслить о своем поведении в не слишком уютных стенах Сеутской тюрьмы.