Учитель фехтования

Экипаж плавно покачивался на ходу, дон Хайме привалился к спинке сиденья; его мысли успокоились и прояснились. По старой профессиональной привычке он принялся шаг за шагом пересматривать события, размышляя, как это было ему свойственно, в терминах фехтования. Обычно это помогало ему упорядочить мысли и чувства, когда предстояло решить сложную задачу. Итак, неведомый противник или, возможно, противники начали игру с финта, ложной атаки. Прибегнув к этому действию, они преследовали какую-то тайную цель; ложная атака заключалась в отвлекающем, сбивающем с толку действии, вслед за которым неожиданно шла атака. Целились не в него, а в Луиса де Аялу, а он, Хайме Астарлоа, был настолько неуклюж, что не рассчитал глубину укола и даже содействовал ему, совершив непростительный промах.

Все вставало на свои места. Атаковав первый раз, они готовились атаковать во второй. Красавица Алела де Отеро успешно применила по отношению к маркизу тактику, которая в фехтовании зовется «форсированная атака»: выбрала слабое место противника, заставила его отвлечься на обманный укол и неожиданно атаковала. Слабым местом Луиса де Аялы было фехтование и женщины.

Что же произошло дальше? Маркиз, отличный фехтовальщик, почувствовал, что противник его отвлекает, стараясь преодолеть защиту. Будучи человеком предусмотрительным, он принял меры, доверив дону Хайме то, на что, без всякого сомнения, посягал соперник: загадочный конверт. Маркиз видел грозящую ему опасность, но он был не только фехтовальщиком, но и азартным игроком. Отлично зная его стиль, дон Хайме видел, что маркиз переоценил свое везение: не совершая решительных действий, он с любопытством наблюдал, что будет дальше. Он рассчитывал отбить атаку противника в последнюю минуту, когда тот, поняв, что его планы раскрыты, задумает нанести роковой удар; здесь-то он и просчитался. Такой бывалый фехтовальщик, как Алла, должен был сообразить, насколько опасно недооценивать противника. Тем более такого коварного, как Адела де Отеро.

Дон Хайме не сомневался: атакующий стремился заполучить бумаги маркиза, но своей цели не достиг. По чистой случайности невольное вмешательство маэстро в эту игру разрушило коварные планы неизвестного соперника. Все должно было завершиться после того, как рапира пронзит горло дона Луиса, однако игра принимала новый оборот, куда более сложный. Теперь маэстро волновал другой вопрос, жизненно важный для него самого: знают ли противники, какую роль, благодаря дальновидности маркиза, сыграл в этой истории скромный учитель фехтования и что документы спрятаны в надежном месте у него дома?.. Он не спеша обдумывал все возможные варианты и успокоился: этого они знать не могли. Уж здесь-то Аяла остался верным себе: он никогда не раскрыл бы тайну ни Аделе де Отеро, ни кому-либо другому. Он сам признался, что Хайме Астарлоа был единственным, кому он мог доверить столь щекотливое дело.

Экипаж на рыси проехал улицу Сан-Херонимо. Дону Хайме не терпелось поскорее добраться домой: вскрыть конверт и разгадать тайну. Только тогда он будет точно знать, как действовать дальше.

Когда на углу улицы Бордадорес дон Хайме вышел из экипажа, снова лил дождь. Он вошел в дом и, держась за шаткие металлические перила, поднялся по скрипящим ступеням лестницы на последний этаж. Только тут он обнаружил, что забыл футляр с рапирами во дворце Вильяфлорес, и досадливо поморщился. Но сейчас рапиры были ему ни к чему: он заедет за ними позже. Он медленно достал из кармана ключи, открыл замок, толкнул дверь и, войдя в темную пустую квартиру, невольно поежился.

Маэстро осмотрел квартиру комнату за комнатой, и понемногу его тревога улеглась. Разумеется, в доме никого не было, и ему стало стыдно, что он так легковерно поддался игре своего воображения. Он положил шляпу на диван, снял сюртук, открыл ставни; в комнату проник тусклый сероватый свет. Тогда он подошел к книжному шкафу, пошарил за стоящими на полке книгами и достал конверт, который дал ему Луис де Аяла.

Когда он надломил сургучную печать, у него задрожали руки и замерло сердце. Это был обычный конверт размером с лист писчей бумаги, и весил он ничтожно мало. Открыв его, дон Хайме достал перевязанную лентой стопку исписанных бумаг. Он принялся торопливо развязывать узел ленты, сверток выпал у него из рук, и бумаги рассыпались по полу возле комода. Досадуя на себя за неуклюжесть, дон Хайме нагнулся, собрал листы и вновь выпрямился, держа их в руке. Бумаги оказались казенного вида письмами и документами, на некоторых стояли печати. Дон Хайме сел за письменный стол и разложил их перед собой. Он был взволнован, строчки прыгали у него перед глазами, и он не мог прочитать ни слова. Он закрыл глаза и сосчитал до десяти, затем глубоко вдохнул и принялся за чтение. Да, это действительно были письма. И, заметив некоторые подписи, маэстро вздрогнул.