Большая игра

— Робин? Продолжай, Джес.

— Лиз, — сказала Джессика, и ее голос упал до шепота, — она смотрит как будто сквозь меня Элизабет должна была признать, что сама испытала это странное ощущение.

— А знаешь, что еще, — продолжала Джессика. — Помнишь, мы заставили ее бегать по стадиону? Она с тех пор и бегает. Каждый день.

Это было правдой. Элизабет сама каждое утро видела на треке одинокую фигуру в сером взмокшем тренировочном костюме.

— Я тоже видела ее.

— Лиз, что она делает? Надеюсь, дело, в которое ты ее втравила, не лишило ее рассудка, — взволнованно сказала Джессика.

— Я с ней сама поговорю, — вздохнув, ответила Элизабет.

— Ты это сделаешь, Лиз? Ты же знаешь, как к ней подойти. А я просто не могу. Я уверена, что у нее сдвиг по фазе.

Элизабет поняла, что забота о Робин теперь ложится на нее. Хотя она не забыла, что Робин была «лучшей подругой» Джессики. Но так уж повелось у близняшек Уэйкфилд, что единственной заботой Джессики всегда было доказать окружающим, что если что-то и случилось, то не по ее вине, а Элизабет считала себя обязанной вмешаться в запутанное дело вне зависимости от того, кто виноват.

— Джессика, только обещай мне одну вещь.

— Конечно, Лиззи, все, что хочешь.

— Держись подальше от Лилы Фаулер.

— Что?

— И никогда не принимай от нее ничего, неважно, что это за вещь, и откуда бы она, по ее словам, ни взялась.

— Как? Почему?

— Просто поверь мне.

— Элизабет, ты хочешь, чтобы я бросила самую лучшую подругу без объяснения причин? Ты все еще завидуешь Лиле? Почему ты так ненавидишь ее?

— Джессика, ты веришь, что я тебя люблю? Я твоя сестра и не хочу, чтобы у тебя были неприятности. Я думаю, что Лила Фаулер их скоро дождется, и пытаюсь тебя от них уберечь, Слишком поздно поняла Элизабет, что, сказав эти слова, она только открыла ящик Пандоры. Джессика сразу же вышла из себя, бросая вопросы в лицо Элизабет и не давая даже паузы на ответы:

— Что ты имеешь в виду? Где ты набралась этих слухов? Как ты могла до такого опуститься? С каких пор тебе о Лиле все известно?

— Этого я тебе сказать не могу, — твердо, но спокойно ответила Элизабет. Больше она ничего не сказала. Она была уверена, что было бы ошибкой все рассказать Джессике. Тогда разгневанная Джессика велела сестре покинуть ее комнату. Элизабет пришлось выполнить ее требование: когда Джессика была охвачена яростью, ее лучше было не трогать.

На следующий день Элизабет отправилась на стадион и увидела там одинокую фигуру в мокрой от пота майке, пробегающую круг за кругом. Элизабет в ожидании села на скамью. Робин на треке работала как машина. Она выглядела сильной, почти атлетичной. И, как обычно, смотрела прямо перед собой, не обращая внимания ни на что вокруг. Она бегала, как неудержимая, так что Элизабет начало казаться, что она бежит к какой-то цели, которая видна только ей одной.

Наконец Робин поравнялась с трибунами и остановилась. Она спокойно смотрела на Элизабет.

— Ты, должно быть, пробежала целую милю, — предположила Элизабет.

— Пять миль.

— Робин, я знаю, что это не мое дело, но как твоя жизнь?

— Отлично, даже превосходно. Ты помнить, как мы учили Илиаду? Помнишь главу, где греки и троянцы были околдованы чарами одного из богов?

— Прости, не понимаю, — Пробормотала Элизабет, подумав, не свихнулась ли Робин на самом деле.

— Перечитай это место, — сказала Робин, — особенно, где речь идет о том, как чары спадают с глаз одного из героев, и он снова ясно видит мир.

— Скажи, ты больше не сердишься на меня?

— Сержусь? Я должна тебя благодарить. Ты единственная из всей компании, с кем я буду разговаривать. Но, правда. Лиз, сейчас мне некогда. Увидимся позже.

Робин медленно направилась в раздевалку.

После этого разговора Элизабет не знала, что и подумать, но одно было очевидно: Робин не выглядела подавленной. Она очень изменилась, но не в худшую сторону. Элизабет была заинтригована. Ее репортерский склад ума начал отыскивать ключ к осмыслению происходящего.

Однажды она зашла в кафетерий и села за столик в ожидании своей подруги Инид Бросив взгляд по сторонам, она заметила Робин за соседним столиком и захотела заговорить, но сразу же изменила свое намерение. Ключ, который она искала, находился прямо перед ней.

На тарелке Робин, где раньше громоздились горы жареной картошки и двойные гамбургеры, сейчас разместились только несколько листиков латука, две дольки помидора и вкрутую сваренное яйцо. Элизабет в молчании следила за ней, и, когда Робин пошла к выходу, стало уже очевидно то, что трудно было различить под пропотевшим тренировочным костюмом. Но сейчас, даже в платье из плащевой ткани, бросалось в глаза, что Робин начала быстро худеть. Каждый день перед началом занятий Элизабет заглядывала на стадион, и каждый раз видела одинокую фигуру в потной майке, одолевавшую круг за кругом. За обедом она видела осунувшуюся Робин, уставшую и одинокую, бравшую самые малокалорийные блюда. Приблизительно через две недели Элизабет столкнулась с Робин на лестнице и была поражена совершившейся переменой. Лишний вес быстро исчезал, и новая Робин казалась совсем другой девушкой. Элизабет вспомнила дискотеку — дископозор, когда впервые ей открылось, что у Робин красивое лицо. Сейчас, когда лишний вес сошел, ее лицо стало еще более красивым. Элизабет восхищенно улыбнулась: