Короли Альбиона

Торговля шла довольно бойко, но особенно успешно подвигались дела у высокого тощего человека со свисавшими до плеч светлыми волосами — он продавал отпущение грехов с подписью и печатью Папы Римского. Эти полоски пергамента гарантировали любому мужчине или женщине избавление от мук чистилища или сокращение пребывания в этом мрачном месте, где грешные души должны очиститься, прежде чем попасть в рай. Во всяком случае, таковы суеверные представления этого народа.

Все эти вопли и визги, монотонный напев и выкрики торговцев звенели у меня в ушах и казались ничуть не лучше громкого скрипа трущихся друг об друга черепиц. Этот нестройный шум терзал мой слух, а зрение, обоняние, даже осязание страдали от соприкосновения с окружавшим меня убожеством.

Наконец над покрытыми соломой лачугами и полотняными шатрами показались Южные ворота, двойная башня с подъемным мостом посредине. Мост был опущен, над ним напоказ были выставлены черепа и наполовину обглоданные головы тех, кто имел несчастье не угодить властям. Я остановилась в испуге: ворота, ведущие к мосту, были закрыты, и их охранял десяток вооруженных мечами и арбалетами солдат. Но не успела я призадуматься, каким же способом мне попасть в город, как прозвучал сигнал трубы и за спиной у меня раздался тяжкий грохот копыт по булыжной мостовой, скрип колес, свист бичей, звон упряжи и доспехов.

Деваться мне некуда. Прямо на меня едет отряд солдат в шлемах с открытыми забралами — мне хорошо видны их лица, — в кольчугах, нагрудниках, в металлических поножах, прикрепленных к доспехам таким образом, что колени могут сгибаться. У пояса — большие мечи, в руках — тяжелые копья. С седел свисают на ремнях щиты. Огромные боевые кони с трудом выдерживают эту ношу, исходя потом и передвигаясь мелкой рысью. Конников всего двенадцать, но они занимают так много места, что толпа расступается, жмется к стенам жалких лачуг с продавленными крышами, угрожающими придавить обитателей. Ага, теперь понятно, для чего им понадобилось расчистить дорогу — они везут за собой чудовищных размеров пушку, ее с трудом тащит целое стадо мулов. Ствол пушки сделан из нескольких железных труб, сваренных вместе и укрепленных бронзовыми ободьями. За ней на отдельной повозке везут каменные ядра, далее следует фургон с бочками пороха. Конечно, эта колесница несколько уступает в размерах той, на которой Джаггернаут совершает переезд из Пуритского храма в Ориссу, но она также крушит и давит всех, кто попадается ей на пути, с тем лишь отличием, что паломники, бросающиеся под колесницу Джаггернаута, аватары Вишну, добровольно приносят себя в жертву, а несчастные, погибающие на моих глазах у стен Ковентри, вовсе не желали подобной смерти и принимают ее в ужасе и мучениях.

Но меня Джаггернаут выручил, он прибыл как раз вовремя, чтобы открыть мне ворота в город. Представьте себе, как движется в бурных волнах гигантский ствол рухнувшего дерева — он словно тянет за собой взбаламученную воду, и вслед за ним плывет всевозможный мелкий мусор. Так и здесь: стражники старались как можно скорее закрыть ворота, отсечь людской поток, но, пока опускались черные зубцы решетки, человек тридцать успели проскочить вовнутрь, и я в их числе.

Я приостановилась, пытаясь сориентироваться, и, подражая остальным, метнулась в боковую улочку и побежала между высокими домами с щипцовыми крышами, которые нависали над проходом, заслоняя и небо, и солнечный свет. Пробежав немного, я вновь огляделась. Я попала в какое-то темное, холодное место, я мгновенно замерзла, кажется, солнце никогда не согревает плиты, на которых я сейчас стою. Вокруг почти нет людей. Здесь совсем тихо, и я наслаждаюсь спокойствием этого места, столь отличающегося от сумасшедшего дома, где я только что побывала. Я убеждаюсь, что за мной никто не гонится, и все же не следует забывать, что я проникла сюда незаконно, что власти вряд ли отнесутся ко мне благожелательно. Боковыми узкими улочками я продолжаю удаляться от ворот и караулящей их стражи. И вот я уже вижу прямо перед собой высокий шпиль, вонзающийся точно игла в серое небо. На самом верху его венчает золотой крест. Я иду в эту сторону.

Пройдет всего час, и я окажусь в темнице.

Глава двадцать седьмая

Ума вздохнула, ее взгляд померк, но она быстро пришла в себя, встряхнулась, улыбнулась мне с нежностью, адресованной не мне, а далеким воспоминаниям, собрала всякие мелочи, которые она всегда приносила с собой, поднялась и ушла.