Ледокол

Что должно было случиться после полного сосредоточения Второго стратегического эшелона советских войск в западных районах страны? Ответ на этот вопрос был дан задолго до начала Второй мировой войны. Генерал В. Сикорский: «Стратегическое выжидание не может продолжаться после того, как все силы будут мобилизованы и их сосредоточение закончено» (Будущая война. С. 240). Это говорит начальник Генерального штаба польской армии. Однако книга опубликована в Москве по решению советского Генерального штаба для советских командиров. Книга опубликована потому, что советская военная наука еще раньше пришла к твердому убеждению: «Самое худшее в современных условиях — это стремление в начальный период войны придерживаться тактики выжидания» («Война и революция», 1931, N8, с. 11).

Начальник советского Генерального штаба Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников в этом вопросе имел твердое мнение: «Длительное пребывание призванных резервистов под знаменами без перспектив войны может сказаться отрицательно на их моральном состоянии: вместо повышения боевой готовности последует ее понижение… Одним словом, как бы ни хотело командование, а тем более дипломатия, но с объявлением мобилизации по чисто военным причинам пушки могут начать стрелять сами.

Таким образом, нужно считать сомнительным предположение о возможности в современных условиях войны длительного пребывания мобилизованных армий в состоянии военного покоя без перехода к активным действиям» (Мозг армии. Т. 3).

Советская военная наука и тогда и сейчас считает, что «мобилизация, сосредоточение, оперативное развертывание и ведение первых операций составляет единый неразрывный процесс» (ВИЖ, 1986, N 1, с. 15). Начав мобилизацию, а тем более сосредоточение и оперативное развертывание войск, советское командование уже не могло остановить или даже затормозить этот процесс. Это примерно то же самое, как бросить руку резко вниз, расстегнуть кобуру, выхватить револьвер, навести его на противника, одновременно взводя курок. После этого, нравится вам или нет, но выстрел неизбежен — ибо, как только ваша рука мгновенно устремилась вниз, противник с такой же скоростью (а то и быстрее) делает то же самое.

Историки до сих пор не ответили нам на вопрос: кто же начал советско-германскую войну 1941 года? При решении этой проблемы историки-коммунисты предлагают следующий критерий: кто первым выстрелил, тот и виновник. А почему бы не использовать другой критерий? Почему бы не обратить внимание на то, кто первым начал мобилизацию, сосредоточение и оперативное развертывание, т.е. кто все-таки первым потянулся к пистолету?

Защитники коммунистической версии хватаются за любую соломинку. Они говорят: Шапошников понимал, что выдвижение войск — это война. Современные советские стратеги понимают это. Но в 1941 году начальником Генерального штаба был уже не Шапошников, а Жуков. Может быть, он выдвигал войска, не понимая что это война?

Нет, братцы, Жуков понимал все — и лучше нас.

Чтобы уяснить всю решительность действий советского высшего командования, мы должны вернуться в 1932 год в 4-ю кавалерийскую дивизию, лучшую не только во всей Красной кавалерии, но и во всей Красной Армии вообще. До 1931 года дивизия находилась в Ленинградском военном округе и располагалась в местах, где раньше стояла императорская конная гвардия. Каждый может сам себе представить условия, в которых жила и готовилась к боям эта дивизия. Меньше чем великолепными условия ее расквартирования назвать нельзя. Но вот в 1932 году дивизию по чрезвычайным оперативным соображениям перебросили на неподготовленную базу. Маршал Советского Союза Г. К. Жуков: «В течение полутора лет дивизия была вынуждена сама строить казармы, конюшни, штабы, жилые дома, склады и всю учебную базу. В результате блестяще подготовленная дивизия превратилась в плохую рабочую воинскую часть. Недостаток строительных материалов, дождливая погода и другие неблагоприятные условия не позволили вовремя подготовиться к зиме, что крайне тяжело отразилось на общем состоянии дивизии и ее боевой готовности. Упала дисциплина…» (Воспоминания и размышления. С. 118).

Весной лучшая дивизия Красной Армии находилась «и состоянии крайнего упадка» и «являлась небоеспособной». Командира дивизии определили в качестве главного виновника со всеми вытекающими для него последствиями, а для дивизии «подыскали нового командира». Вот этим-то командиром и стал Г. К. Жуков. Именно отсюда началось его восхождение. За работой Жукова следил не только командир корпуса С. К. Тимошенко, но и сам Нарком обороны К. Е. Ворошилов — дивизия носила его имя и считалась лучшей. Ворошилов ждал от Жукова, что тот восстановит былую славу 4-й кавалерийской дивизии, и Жуков драконовскими мерами эту славу восстановил, доказав, что ему можно ставить любую теоретически невыполнимую задачу.