Спящая волшебница

Элрик начал задыхаться, пот тек по его лицу, в нем зрело отчаяние, но постепенно это отчаяние обретало иное качество, и тогда глаза его засверкали, с губ сорвался дикий крик.

– Ты еще не понял, что я – Элрик?!воскликнул он. – Элрик!

Но монстр продолжал атаковать.

– Я Элрик! Я больше демон, чем человек! Прочь, ты, уродливая тварь!

Существо снова заревело и опять набросилось на Элрика, но на этот раз он не отступил. Его лицо горело страшным гневом, он перехватил меч и сунул его острием вперед в разверстую пасть чудовища.

Он погрузил Черный Меч в вонючую глотку, вонзая его глубоко в тело чудовища.

Этим ударом он в конечном счете распорол пасть, шею, грудь и пах монстра, жизненная сила которого потекла в Элрика по лезвию меча. Когти снова мелькнули перед Элриком, но тварь явно слабела.

И туг Элрик, почувствовав мощный прилив энергии, издал крик черного торжества. Он извлек меч и принялся наносить им удары по телу монстра, чувствуя, как все больше и больше сил притекает в него. Демон застонал и растянулся на плитках.

Дело было сделано.

А белолицый демон стоял над поверженной тварью, над этим исчадием ада, и малиновые глаза Элрика сверкали, а его открытые бледные губы исторгали дикий смех. Он воздел кверху руки с рунным мечом, сверкавшим черным, страшным сиянием, и меч завыл, исполняя бессловесную, торжественную песню, посвященную Владыкам Хаоса.

Внезапно наступила тишина.

И тогда Элрик склонил голову и зарыдал.

Некоторое время спустя Элрик открыл дверь восточной башни и, нащупывая путь в кромешной темноте, добрался до нижней комнаты. На двери была щеколда, на которой висел замок, но Буревестник разбил эти запоры, и последний повелитель Мелнибонэ вошел в освещенную комнату, в которой стоял металлический сундук.

Мечом альбинос разрубил металлические скрепы и откинул крышку. В сундуке было немало диковин, а среди них сумка из прошитой золотыми нитями ткани. Он взял только сумку и, засунув ее себе за пояс, устремился прочь из этой комнаты – назад на зубчатую стену, где птица из золота и серебра поклевывала то, что оставалось от слуги Телеба К’аарны.

Птица подняла на Элрика глаза, в которых альбинос увидел чуть ли не шутливое выражение.

– Ну что ж, хозяин, мы должны поспешить в Канелун.

– Да.

Элрик почувствовал тошноту. Он мрачно оглядел мертвую тушу и подумал, что жизненная сила, похищенная им у монстра, похоже, была нечистой. Не впитал ли он в себя и злобу демона?

Он собрался было взобраться в ониксовое седло, но тут увидел какое-то мерцание среди черных и желтых внутренностей монстра, разбросанных на камнях. Это было сердце демона – неправильной формы камень темно-синего, алого и зеленого цветов. Оно продолжало биться, хотя его владелец был уже мертв.

Элрик остановился и поднял его. Оно было влажным и таким горячим, что он чуть не обжег себе руку. Элрик сунул его в сумку, а потом забрался в седло на птице.

Птица снова понесла его над Кипящим морем, а на его мертвенно-бледном лице отражались десятки странных чувств. Его молочного цвета волосы развевались у него за спиной, он не чувствовал ран на груди и руке.

Он думал о другом. Некоторые его мысли лежали в прошлом, другие были направлены в будущее. Дважды он горько рассмеялся, и из его глаз пролились слезы, когда он произнес:

– Какое же мучение эта жизнь!

Глава седьмая

Смех черного колдуна

В Канелуне они оказались с рассветом, и Элрик издалека увидел многочисленную армию, чернеющую на снегу. Он понял, что это, видимо, келмаинское воинство, ведомое Телебом К’аарной и принцем Умбдой, направляется к одинокому замку.

Птица из золота и серебра приземлилась в снегу перед входом в замок и, как только Элрик спрыгнул из седла, взмыла в воздух и исчезла.

На этот раз большие ворота замка Канелун были закрыты, и Элрик, запахнув свой прорванный плащ на обнаженной груди, замолотил кулаками в ворота. С его сухих губ сорвалось имя:

– Мишелла! Мишелла!

Никакого ответа.

– Мишелла, я вернулся с тем, что тебе нужно!

Он опасался, что она снова погрузилась в свой колдовской сон. Он посмотрел на юг и увидел, что черная волна еще больше приблизилась к замку.

– Мишелла!

Потом он услышал звук отодвигаемой щеколды, ворота застонали и открылись, и Элрик увидел перед собой Мунглама – тот стоял с напряженным лицом, и глаза его были полны чем-то, чему Элрик не мог подобрать название.