Украденный сон

Все равно ее жизнь – холод, грязь, страх и боль. Семь минут. Мальчонка бежит обратно. Быстро бегает, сучонок…

Звонок в дверь раздался, когда до истечения назначенного Настей срока оставалась минута. Она щелкнула замком и царственно возникла на пороге.

Блондин-десантник вполне грамотно стоял в нескольких шагах от двери: будь у обитателей квартиры нехорошее намерение схватить охранника и рывком втащить внутрь, им это никак не удалось бы.

Настя стояла молча, источая волны надменности и холодного презрения.

В глазах не должно быть вопроса, она уверена в себе и прекрасно владеет ситуацией.

– Меня просили перед вами извиниться, – ровным негромким голосом сказал блондин. – Ваша просьба будет выполнена через двадцать минут.

– Ты что-то напутал, малыш, – ответила она с ледяным высокомерием. – Это была не просьба, а требование.

Она демонстративно взглянула на часы.

– Но ты хорошо несешь службу, в десять минут уложился. Пойди возьми на полке пирожок, заслужил.

Шаг назад, мягкий щелчок дверного замка.

Она прислонилась лбом к косяку, не в силах двигаться. Сволочи, они будут держать ее в тонусе еще двадцать минут. Она не выдержит. Двадцать минут ожидания, а потом надо будет провести разговор. Разговор этот будет коротким, подолгу они не рискуют беседовать, и она должна успеть выложиться за эти минуты так, чтобы они поняли: она на все согласна, она хочет сделать так, как лучше для них. Они должны ей поверить. Другого шанса не будет. А они не поверят ей, если она будет оставаться милой интеллигентной девочкой, потому что милая интеллигентная девочка с хорошим гуманитарным образованием никогда не пойдет на сделку с преступниками.

Сделать это может хладнокровная, расчетливая и совершенно бессовестная дрянь, каковой она, Настя, и должна стать.

Она медленно, будто неся хрустальный сосуд с драгоценным содержимым, пересекла прихожую и усадила себя в кресло перед телевизором, стараясь не расплескать с таким трудом созданное состояние духа. Взяла сигарету, задумчиво покрутила ее пальцами, закурила. Почему ее просьба будет выполнена через двадцать минут? Выходит, мальчонка-спринтер бегал не звонить. Видно, время для сеанса связи еще не подошло. А куда же он бегал?

За углом его кто-то ждал, и этот кто-то и позвонит кому надо, когда придет время. Надо же, елки-палки, дисциплинка у них! Значит, она все-таки права, это какая-то сложная система бесконтактной связи. Ладно, займем мозги этим, чего зря время терять. Если бы ей, Насте Каменской, предложили организовать такую систему, как бы она это сделала?

Ей было трудно думать, сидя в кресле, не имея под руками стола и бумаги. Настя привыкла обдумывать сложные вопросы, сидя с чашкой кофе и чертя на бумаге замысловатые схемы. Но за кофе надо идти на кухню, а там сидит незаслуженно обиженный Лешка и дуется на нее. Выяснять с ним отношения сейчас не ко времени, ей надо суметь сохранить в себе надменную оледенелость. Итак, что нужно, чтобы получать информацию и чтобы в то же время никто никогда не смог тебя найти, если, конечно, ты сам этого не захочешь?

Ответ оказался на удивление несложным. Правда, организовать такую систему очень трудно, но сама идея невероятно проста. Как дважды два. И если все так, как она придумала, то становится понятным, почему посланные Колобком-Гордеевым люди так и не смогли обнаружить машину, с которой велось прослушивание ее домашнего телефона. Такой машины просто не существовало. Сегодня все кругом помешаны на новейшей изощренной технике, совершенно забыв, что всегда и во всем самым главным остаются люди.

Деньги и люди. Деньги и люди смогут то, чего не сможет даже самая совершенная техника.

Если верить часам, прошло двадцать три минуты. Нехорошо, некрасиво заставлять даму ждать…

Когда зазвонил телефон, Настя с удовлетворением обнаружила, что даже не вздрогнула. Она вполне владела собой.

– Я вас внимательно слушаю, Анастасия Павловна.

Голос все тот же бархатный, но заметно напряженный. Еще бы, с чего это вдруг строптивая и неуступчивая Каменская сама попросила их позвонить.

– Я буду предельно краткой, – сухо ответила она. – Я еще достаточно молода, чтобы не бояться смерти. Ваш друг Ларцев в плохом состоянии и являет собой вполне ощутимую угрозу моей жизни. Поэтому я самым кровным образом заинтересована в том, чтобы с его дочерью ничего не случилось.