Украденный сон

– Я понимаю ваши чувства, но поверьте мне, вы не правы. Наездом занимается Юго-Западное окружное управление, а я работаю на Петровке, в Московском уголовном розыске, и мы пытаемся раскрыть совсем другое преступление.

– Какое отношение мог иметь к этому Валентин? Он честнейший человек, за всю жизнь копейки чужой не взял, мухи не обидел…

Женщина заплакала, но быстро взяла себя в руки.

– Ладно, спрашивайте.

– Примерно десятого – двенадцатого октября к вашему мужу обратился некто Борис Карташов с просьбой свести его с врачом-психиатром для получения консультации. Ваш муж говорил вам об этом?

– Да, я помню этот разговор. Он сразу сказал, что попробует дозвониться до Масленникова, а если не найдет его, то позвонит другому знакомому врачу, Голубеву.

– Валентин Петрович не сказал вам, что за проблема возникла у Карташова?

– Сказал. У девушки Карташова будто бы возникла идея воздействия на нее по радио. Нет, кажется, не так… Подождите… А, вот! Она решила, что кто-то крадет ее сон и рассказывает его по радио. Так будет точнее.

– Что было дальше?

– Валя тут же позвонил Масленникову, договорился с ним. Помню еще, Масленников сказал, что в ближайшие два дня будет очень занят, поэтому принять Валиного знакомого сможет только в пятницу.

– В пятницу? У вас нет поблизости календаря?

– Вот, пожалуйста.

Вдова Косаря протянула маленький календарик, который вынула из лежавшей на столе записной книжки. В календаре карандашом было обведено пятнадцатое октября, пятница.

– Вы не помните, о какой пятнице шла речь? Пятнадцатого октября или позже, двадцать второго?

– Скорее всего, пятнадцатого. Да, точно, – она заглянула в календарь.

– Видите, дата обведена карандашом.

– И что это означает?

– Это Валин календарь, он им постоянно пользовался. Одним цветом обводил дни рождения и памятные даты, другим – визиты, о которых договаривался, и так далее. А простым карандашом он обводил числа, которые лично к нему отношения не имели, но о которых надо было кому-то сказать, как в случае с Карташовым. Валя, видите ли, всегда боялся кого-нибудь подвести или что-то напутать.

Женщина готова была снова расплакаться, но удержалась.

– Это записная книжка вашего мужа?

– Да.

– Можно ее взять на некоторое время? Я обязательно верну.

– Берите, если нужно.

– Еще вопрос, если позволите. Вы постоянно были в курсе дел мужа?

– Разумеется. Мы были очень дружны…

– У него было много друзей?

– Послушайте, не травите мне душу. Какое это теперь имеет значение?

Не думаете же вы, что его сбил на машине кто-то из друзей? И вообще, вы сказали, что не занимаетесь делом о наезде…

– И все же, скажите, пожалуйста, были у него друзья, с которыми он делился всеми своими проблемами?

– Да он со всеми делился. Он был такой открытый, такой общительный!

– Значит, о Карташове и его заболевшей знакомой он рассказывал не только вам?

– Он говорил об этом практически всем, с кем в тот день разговаривал.

Даже своей матери. Позвонил ей, чтобы справиться о самочувствии, а потом говорит: «Ты представляешь, мама, какие бывают болезни! Мне сегодня позвонил один знакомый…» Ну и так далее. На него история с девушкой Карташова произвела почему-то большое впечатление, он еще долго о ней вспоминал.

– Валентин Петрович больше ничего не рассказывал вам о Карташове?

– Нет.

– Вы абсолютно точно помните?

– Вы могли бы убедиться, что у меня хорошая память. Я помню все, что касается Валентина. После его смерти я перебирала в памяти последние месяцы, дни, часы, как будто это могло оживить его. Мне казалось, что стоит вспомнить все до последней мелочи – и он вернется…

Бежевая «Волга» свернула с Киевского шоссе и поехала в сторону Матвеевского. Возле Дома инвалидов и престарелых она остановилась, и из нее вышел дородный мужчина с привлекательным, благородных очертаний лицом.

Мужчина уверенно вошел в вестибюль, поднялся в лифте на четвертый этаж, прошел по коридору и без стука вошел в одну из палат.

– Здравствуй, отец.

С подушки на него глянули тусклые слезящиеся глаза, в которых мелькнуло подобие улыбки. Старческие губы дрогнули.

– Сынок… Давно не был.

– Извини, отец. – Мужчина придвинул стул к кровати и сел. – Дела.

Пришлось уехать на целый месяц, проводил избирательную кампанию. Ты же знаешь, через несколько дней выборы в Думу. Как ты себя чувствуешь?