– Нет, не все. Во-первых, мне непонятно, как ты ухитрился вчера вечером сообщить им о разговоре с Ольшанским. У тебя есть телефон для связи? Или они сами тебе ежедневно звонят?
– Нет у меня никакого телефона. Есть условный знак, которым я даю понять, что мне нужно войти с ними в контакт.
– Какой знак?
– Ася, не делай из меня идиота. Я хочу только одного: чтобы моя дочь была в безопасности. Для этого я должен обеспечить выполнение их требований. Я должен тебя остановить. Если я скажу тебе, как войти с ними в контакт, ты опять что-нибудь затеешь. Я должен думать в первую очередь о Наде, а не об интересах борьбы с преступностью. А ты стараешься меня перехитрить.
– Значит, не скажешь?
– Нет.
– Ладно. Еще вопрос: почему им нужны гарантии только в отношении меня? Они не боятся, что Чернышев и Морозов сами продолжат работу?
– Нет, не боятся. Ты в этом деле – главная, если ты скажешь, что работа закончена, значит, так и есть. У них других дел по горло.
– А если я скажу что-нибудь другое?
– Твой телефон прослушивается, не забывай. Одно неверное слово – и Надя…
– Ладно, поняла, – раздраженно перебила Настя. – Ты не думал о возможности спрятать ее? Отправить куда-нибудь, что ли. Или организовать ее охрану, через того же Колобка, например.
– Господи, ну почему ты не понимаешь таких простых вещей! – с отчаянием в голосе произнес Ларцев. – Надя – заложница. Меня сразу предупредили, что попытайся я хоть что-то предпринять, они меня просто-напросто уберут, и моя дочь останется сиротой и будет воспитываться в детском доме. Может, я дурак и сволочь, может, я слабак и подонок, но я хочу, чтобы моя дочь выросла здоровой и по возможности счастливой. Это что, по-твоему, преступление? Разве я не имею права этого хотеть и к этому стремиться? Это ненормально и порицается общественной моралью?
– Успокойся ты, ради Бога, – устало вздохнула Настя. – Я им все скажу, как надо.
– И сделаешь, как надо?
– И сделаю. Но ты должен отдавать себе отчет, что Колобку о тебе все известно. Он может просчитать ситуацию. В таком случае он мне не поверит и сделает по-своему.
– Откуда ему известно? Ты сказала?
– Нет, он давно знает. Поэтому и отстранил тебя от дела Ереминой. Подожди, не сбивай меня. Я хотела что-то еще спросить…
Настя зажмурилась и прижала пальцы к щекам.
– Вспомнила. Ты сказал, что я в этом деле – главная, поэтому Чернышев и Морозов послушаются меня беспрекословно. Верно?
– Верно.
– Это твое личное мнение или тебе об этом кто-то сказал?
– И то, и другое. Я тебя не один год знаю, с Морозовым знаком, а с Андреем много раз вместе работал. Могу точно определить, как у вас роли распределились.
– А кто тебе сказал?
– Они сказали, кто ж еще.
– Видно, тебя неплохо подготовили к разговору со мной, даже аргументами заранее вооружили. Только вот откуда они знали, что я в группе главная? От тебя, Ларцев?
– Нет, честное слово, не от меня. Я сам удивился, откуда они знают.
– Ну хорошо. – Она с трудом поднялась с дивана. – Пойду кофе сварю, а то голова совсем не соображает.
Ларцев тут же вскочил и шагнул к двери.
– Я пойду с тобой.
– Зачем? Я Чистякова в свои дела не впутываю, можешь не беспокоиться.
– Я пойду с тобой, – упрямо повторил Ларцев. – Или ты останешься здесь.
– Да ты в своем уме? – возмутилась Настя. – Ты что, мне не веришь?
– Не верю, – твердо сказал Ларцев, но в лицо ей посмотреть не осмелился.
– Интересно получается. Ты примчался ко мне на ночь глядя просить о помощи, а теперь выясняется, что ты мне не доверяешь.
– Ты все еще не понимаешь. – Чем дальше, тем с большим трудом он говорил. Казалось, каждое слово причиняет ему невыносимую боль. – Я не за помощью пришел. Я пришел заставить тебя сделать то, что они требуют, чтобы вернуть мою дочь. Ты поняла? Заставить, а не просить. О каком доверии ты говоришь, когда у тебя в голове только одни задачи, которые ты так любишь решать, а у меня – беспомощный напуганный ребенок, моя единственная дочь, оставшаяся без матери. Мы не союзники, Анастасия, мы с тобой – противники, хотя, видит Бог, мне больно от этого. Если ты посмеешь сделать хоть что-нибудь, что может повредить Наде, я найду способ остановить тебя. Навсегда.
С этими словами Ларцев достал пистолет и продемонстрировал Насте полностью снаряженную обойму. Настя поняла, что он уже на грани срыва, коль угрожает оружием ей, своему товарищу по работе, к тому же женщине.