Лес мертвецов

— Зачем ты звонил? — спросила она. — Новости есть?

— Так, мелочишка. Ребята Батиза торкаются как слепые котята, но я кое-что нашел. У меня все не шла из головы эта история с экспресс-почтой. Если Нелли Баржак получила посылку, связанную с убийствами, то почему остальные ничего не получили? И я еще раз побывал в доме Марион Кантело и Франчески Терча.

— Для отстраненного от дела полицейского ты действуешь рискованно! — не удержалась от иронии Жанна.

— Марион ничего не получала. А вот Франческе шестого апреля две тысячи восьмого года пришла на домашний адрес посылка.

— От Мансарены?

— Нет. Из Сельскохозяйственного института Тукумана, из Аргентины.

Нелли Баржак и Никарагуа. Франческа Терча и Аргентина. Два члена одного уравнения. Наверняка между ними есть связь.

— От кого посылка, выяснил?

— Имя отправителя указано. Хорхе Де Альмейда.

— Кто это? Агроном?

— Нет. Я туда звонил. Нашел не сразу. Я ведь не говорю по-испански, но у меня есть один парень, бразилец, он худо-бедно болтает по…

— Поняла, поняла. Что ты нашел?

— При институте действует лаборатория, специализирующаяся на палеонтологических раскопках. Сельскохозяйственные инженеры оказывают им помощь — дают оборудование для земляных работ, какие-то материалы, я толком не понял. Во всяком случае, Де Альмейда — палеоантрополог.

У Жанны мелькнула безумная мысль:

— Сколько ему лет?

— Не знаю. Лет тридцать, мне кажется.

Франческа Терча изучала в Университете Буэнос-Айреса палеоантропологию. Не исключено, что Франческа и Хорхе давно знакомы. По факультету. Жанна снова как наяву увидела групповую фотографию, снятую на кампусе университета в Буэнос-Айресе, которую она потихоньку стащила в мастерской убитой в Монтрёй. Кто-то очертил фломастером голову одного из улыбающихся парней и сделал сверху приписку: «Те quiero!» А может, влюбленный — Хорхе Де Альмейда собственной персоной?

— Тебе удалось поговорить с Де Альмейдой?

— Я не рискнул. Он исчез.

— Где?

— В какой-то экспедиции. Я не очень понял где.

— Ну ладно. Можешь раздобыть мне его фото?

— Попробую… А ты не хочешь сама позвонить?

— Ты же отказался дать мне номер, когда я тебя об этом просила. Так что теперь сам крутись. Я пока отработаю до конца здешний след.

— Ну давай.

— Спасибо тебе, Патрик. Я же понимаю, ты не обязан…

— Франсуа Тэн был и моим другом.

— Попробуй что-нибудь нарыть с этой посылкой. Узнай, что Де Альмейда отправлял Франческе.

— Есть, товарищ.

— Я на тебя рассчитываю, — сказала Жанна и повесила трубку.

Она направлялась в ванную, когда зазвонил гостиничный телефон. Николас. Он ждал ее возле стойки портье. Уже восемь, напомнил он. Лучше поторопиться. Вечерами здесь небезопасно.

54

Ансель жил в Панкахче, на берегу озера Атитлан. Городок, приткнувшийся на склоне холма, оказался меньше Сололы и являл собой настоящий лабиринт крошечных домишек из цементных блоков и саманного кирпича, с крышами, крытыми толем. Машину им пришлось оставить и нанять так называемый тук-тук — громыхающий мотоцикл, способный просочиться по самым узким улочкам. Николас не скрывал беспокойства оттого, что бросил «мицубиси» на парковке. Он дал несколько кетцалей мальчишкам, велев присмотреть за автомобилем, но, судя по всему, они не внушали ему большого доверия. Вообще все окружающее вызывало в нем презрительное недовольство.

Они поднялись в верхнюю часть скудно освещенного городишки. Здесь присутствовали все признаки жизни в тропиках. Анемичные фонари. Путаница проводов над головой. Толстые черные женщины, склоненные над терракотовыми дисками, на которых они с точностью часового механизма вертели и поворачивали кукурузные лепешки. Мужчины с темной морщинистой кожей, группами сидящие у порога домов с безмолвным и заговорщическим видом. Все на месте — кроме жары. Вечер выдался такой холодный, что от каждого предмета поднимался в воздух парок. Город дымился, как плохо залитый костер…

Тук-тук вез их сквозь хитросплетение улиц. Взобравшись на самый верх, он свернул на какую-то улицу и начал снова спускаться. Жанне показалось, что где-то внизу блеснуло озеро. Словно жидкое небо, в котором дрожали звезды, похожие на осколки расколовшейся луны…

Николас сидел сжав зубы. Его презрительное высокомерие окрасилось в новые тона, отчетливо отдававшие страхом. Теперь они пробирались кварталом плотной застройки — poblacion, — ничем не отличимым от бидонвиля. Цемент и саман уступили место камням, пленке, засохшей грязи. Жалкие лачуги стояли плотно, стена к стене, чтобы не дать друг другу упасть. Вдоль улочек струились мутные потоки, уносящие мусор и нечистоты. Здесь же крутились собаки, свиньи, дети. Кое-где попадались утоптанные площадки, посреди которых торчали остовы разбитых драндулетов, колесами утопающих в лужах. Все вокруг было красно-ржавого цвета. Цвета крови. Квартал походил на живой организм, с которого содрали кожу. Улицы — артерии, канавы — кишечник…