Лес мертвецов

Теперь Жанна поняла, почему Роберж писал в своем дневнике о мертвых душах. В древности римляне поклонялись душам умерших предков, расставшимся с телом. Раз в год им приносили жертву. И мертвые души выходили из ада через узкую щель, специально для этого оставленную в гробнице…

— То есть их никто никогда не видел?

— Сеньора, все это россказни неграмотных индейцев. Они обожают такие вот байки. Болтают про таинственное исчезновение егерей… Про пропажу вещей и материалов. Но я учился в университете в Ресистенсии, и ничто не заставит меня…

Жанна не слушала разумные речи Бето. Мифы питаются фактами, давними, но реальными, пусть и искаженными человеческим воображением. Как знать, может быть, в легендах о Кампо-Алегре нашли отражение действительные события, доказывающие, что существование первобытного народа в чаще джунглей — тоже реальность. Народ, живущий под властью Эроса и Танатоса — вожделения и стремления к смерти. И отдающий явное предпочтение второму богу — богу разрушения.

Да, повторила про себя Жанна. Если легенды порой основываются на правде, они могут указать путь к решению сегодняшней запутанной загадки, которая только кажется мистикой…

— Сколько вы возьмете, чтобы отвести нас туда?

— Сеньора, — хохотнул он, — при чем тут деньги?

Это означало, что придется торговаться. Решение пришло сразу. Она повторит маневр, опробованный в Тукумане. Пойдет в банк. Получит наличность. Выжмет свой счет досуха. До последнего евро. О чем тут думать? Назад дороги нет.

Кажется, ее впервые обожгла эта мысль: а сможет ли она вернуться назад?

75

Ад под пальмами.

Пальмы, пальмы — ничего, кроме пальм.

Сотни, тысячи, миллионы пальм — насколько хватает глаз. Ветви, протянутые в бесконечность, острые, как штыки. Сухие. Сожженные. Обуглившиеся. Иголками впивающиеся в глаза. Кинжалами полосующие тело. Перерубающие артерии. Торопящиеся отдать кровь главному божеству — солнцу…

У подножия этих громадин тянулись непроходимые заросли кустарников; вверх по стволам карабкались лианы. Казалось, дорога покрыта тонким, как паутина, серым покрывалом, сквозь которое струится невидимый и обжигающе горячий воздух. Земля была кирпичного цвета. В голубом небе плыли флотилии облаков непривычно четких очертаний, словно сошедшие с полотна художника XVII или XVIII века. Ватто? Пуссен? Гейнсборо? Там, на картинах, были только копии, а оригиналы — вот они, хранятся как ни в чем не бывало в лазоревой синеве над Аргентиной.

Жанна восхищенно озиралась вокруг, ища признаки жизни — человеческой или звериной. Не сказать, чтобы их было много. Электрические столбы, треснувшие от жары. Колья заборов. Нанду — аргентинские страусы, продирающиеся сквозь кусты. И прямо на тропе раздувшиеся от зноя трупики ящериц.

Финансовые манипуляции заняли у нее несколько часов. Все это время Бето готовил машину — джип «лендкрузер», — явного ветерана многих экспедиций. Потом они запасали снаряжение, необходимое для ночевки в джунглях. Палатка. Кое-какая утварь. Мачете. Сушеное мясо. Обезвоженные овощи. Арахис…

В 16.00 они покинули Формосу. Назад никто не оглядывался.

Дорога чем дальше, тем становилась хуже. Проваливалась, виляла в сторону, ерошилась кочками — короче, вытворяла нечто невообразимое, словно жила собственной жизнью. Джип давно бросил попытки объезжать неровности рельефа и брал их приступом. Мотор натужно пел свою песню, переходящую в рев. Ему аккомпанировал лязг барахла, сваленного в багажнике.

Бето, не обращая ни малейшего внимания ни на тоскливое однообразие пейзажа, ни на грохот, ни на жару, болтал не закрывая рта. Описывал редкие местные достопримечательности. Излагал политические проблемы. Рассказывал о народных индейских промыслах.

Жанна прервала его. Ее интересовали некоторые детали:

— Народ, населяющий эту область, называется матако?

— Никогда не произносите вслух это слово! Оно считается презрительным, а изобрели его испанцы. По-испански mataco — это броненосец, знаете, такой маленький зверек, который прячется в кустарниках. Сами себя индейцы называют иначе. У них племенные имена — тоба, пилага, вичи…

— Какого они нрава?

— Опасного. Они так и не смирились с испанским нашествием. Формоса была последней завоеванной провинцией. Столице меньше ста лет.

— Какой у них образ жизни?