Лес мертвецов

— Объясни.

— Я подробнее узнал о центре, где работала первая жертва, Марион Кантело. Туда принимают только детей с первазивными расстройствами развития, а это обычно означает синдром аутизма.

— И какая тут связь с Нелли Баржак, второй жертвой? — спросила она с наигранным простодушием. — Или с убийцей?

— Насчет Баржак понятия не имею. Но вывернутые ладони убийцы могут быть симптомом аутизма. Он перемещается на четвереньках, выворачивая ладони назад.

Были и другие симптомы. Ей снова почудился голос Феро: «Реверсия местоимений. Повторение вопросов. Эхолалия. И даже лицо: вы заметили, как оно исказилось, когда заговорил другой».

Сам того не зная, Тэн напал на след Хоакина.

«Оно» у него внутри.

— И что ты об этом думаешь?

— Трудно сказать. Я выяснил, что гипотеза об убийце-аутисте несостоятельна. Он недостаточно организован, чтобы подготовить такие убийства. А главное, человек с подобным расстройством может стать агрессивным, если почувствует угрозу, но он не способен совершить преднамеренное убийство.

— И амниоцентез тут ни при чем?

— Нет. В лаборатории «Павуа» не выявляют таких генетических аномалий. Не доказано, что аутизм вообще связан с генами. Специалисты расходятся во мнениях.

— Вернемся к первой жертве. Может, в детстве убийцу помещали в этот центр?

— Ну да. Только и здесь нас ждет тупик. Наш клиент — взрослый человек. Значит, туда он мог попасть не меньше двадцати лет назад. А в то время центр еще не существовал.

Тэн похлопал по почтовым ящикам. Они были из дерева и походили на скворечники, какие развешивают в садах.

— А что с надписями?

— Ничего нового. Впрочем, тут я ни на что и не рассчитываю. Убийца придумал новый язык. Никакого смысла в нем нет. Даже если эти знаки напоминают какой-нибудь алфавит.

— Подожди заключения экспертов.

Тэн пожал плечами:

— А что еще мне остается?

Он снова принялся расхаживать взад-вперед, но уже не так нервно и решительно. Похоже, они возвращались в пространство размышления.

Смутных ощущений. На стадию субъективных впечатлений.

— Я нюхом чую, — признался Тэн, — что за всем этим есть какой-то общий фон. Как бы возвращение к первобытным временам. Человеческая деградация. Место преступления всегда напоминает о ритуале жертвоприношения. Все происходит на парковках, в подземных помещениях, то есть в пещерах. В этом смысле сегодняшняя мастерская отлично вписывается в общую картину.

— Почему?

— Сама увидишь. Еще одна деталь. По мнению патологоанатома, кости жертв разбивали кремнем. Или каменным орудием. Кроме того, их ломали, чтобы высосать костный мозг. Похоже, этот тип в самом деле принимает себя за первобытного человека со склонностью к каннибализму. И тут возникает связь со специальностью Франчески Терча. Все вместе отсылает нас к чему-то допотопному, незапамятному. Даже аутизм можно рассматривать как возвращение к доисторическим временам…

Жанна нетерпеливо перебила его:

— Так пошли?

Свирепо улыбнувшись, Тэн спросил:

— Тебе ведь это нравится?

— Что нравится?

— Холодное мясо.

Жанна взвилась:

— Не больше любого другого.

— Рассказывай. Ладно, идем.

— Нет, погоди. По-твоему, я похожа на любительницу падали?

Тэн обернулся. Теперь в его улыбке сквозила нежность:

— Ты разве не замечала, что ты… малость мрачновата?

— Мрачновата? Вовсе нет.

— Скажем, шутницей тебя не назовешь.

— Все зависит от настроения.

— Спорим, ты не знаешь ни одного анекдота?

— А вот и знаю. Сколько хочешь.

— Ну валяй.

Жанна задумалась, взвесив всю нелепость ситуации. В двух шагах от места преступления она ломает голову, пытаясь припомнить анекдот. Но ей хотелось доказать этому придурку, что она не такая. Кровожадная судья. Одинокая женщина. Чокнутая с мрачными мыслями. Пережившая травму девчонка, которая до сих пор считает про себя в безмолвном лесу…

— Знаешь, в чем разница между системой автоматической поливки и женщиной, которой предлагают заняться содомией?

— Не знаю.

— А нет никакой разницы.

Жанна медленно повертела головой, как система автоматической поливки, прицокивая:

— Це-це-це-це-це…

Тэн расхохотался.

— Идем. Полюбуемся бойней.

21

Первый зал заполняли расставленные по полкам головы, каждая из которых иллюстрировала отдельную эпоху, выражение лица и сферу деятельности. Здесь были представлены кинематографисты, телевизионщики, политики. А главное — пращуры рода человеческого. Были тут и керамические головы без кожи, с прорисованными шпателем голыми мышцами.