Лес мертвецов

Одна из них, наиболее показательная, носила имя Эдуардо Мансарены.

Он родился на Кубе. В семидесятые годы начал сколачивать состояние. Врач-гематолог и деловой человек, сбежав в Майами, быстро сообразил, в чем так нуждаются Соединенные Штаты. В крови. Война во Вьетнаме показала, какое значение приобретает переливание крови во время вооруженного конфликта. Но в США было мало своих запасов. Где взять столь редкий продукт? В бедных странах, где же еще! В 1972 году, вскоре после землетрясения, Мансарена перебрался в Манагуа и открыл здесь первый коммерческий банк крови. За пару лет он развернулся вовсю, переплюнув всех прочих поставщиков США, вместе взятых: Гаити, Бразилию, Белиз, Колумбию. В 1974 году «Плазма Инк.» продавала двадцать тысяч литров крови ежемесячно, обеспечивая десять процентов частной американской индустрии в этой области.

В богатстве Мансарены, как в кривом зеркале, отражалась бедность доноров. Крестьяне, разоренные землетрясением, сдавали по литру крови каждую неделю, не давая организму возможности восстановиться. Многие из них скончались прямо здесь, в помещениях банка. В народе зрело возмущение. «Плазма Инк.» стала символом эксплуатации человека диктатурой — эксплуатации, доводящей до смерти. В один прекрасный день 1978 года народ дал волю скопившемуся гневу и устроил поджог банка. Пожар перекинулся на всю страну. Вспыхнула Сандинистская революция. Но… Вампир из Манагуа успел исчезнуть.

Социалистическое правительство наложило запрет на торговлю кровью и плазмой. Отныне сдать кровь можно было только бесплатно, под контролем никарагуанского Красного Креста. Затем ее переправляли, так же безвозмездно, в больницы и клиники. И — никакого экспорта. Но прошло несколько лет, и все вернулось на круги своя. Арнольдо Алеман и его продажное правительство разрешили Эдуардо Мансарене вернуться в Манагуа — вместе с его гнусным бизнесом. Сегодня он вновь конкурировал с Красным Крестом, и у дверей его банка выстраивались очереди из желающих получить хоть несколько кордоба.

Его империя даже расширилась. Открылись центры по сбору крови в Гватемале, Гондурасе, Сальвадоре, Перу, Эквадоре, Аргентине. Жанна представила себе кровавые реки, стекающие к устью под названием Мансарена, чтобы влиться в безбрежное море США. Такие истории возможны только в подземельях мира. Там, где нищета позволяет все. Там, где жадность и продажность пышно колосятся и дают все новые всходы, как на хорошо унавоженной почве.

Она смотрела на размытый портрет Вампира. Огромного роста мужчина с крупной челюстью. Посеребренные сединой волосы зачесаны назад, словно он надел шлем воина Столетней войны. Сытый и спокойный. Рыцарь, сумевший повергнуть всех своих врагов — правосудие, человечность, равенство…

Так что же отослал Вампир экспресс-почтой на адрес Нелли Баржак 31 мая? Образец крови? Из-за которого специалистку по цитогенетике убили и пожрали? И еще. Зачем Тэн звонил этому человеку в воскресенье, 9 июня? Почему в тот же самый день с ним связался Антуан Феро? Что было известно Эдуардо Мансарене об убийствах и о том, кто их совершил? Что связывало его с Хоакином?

Жанна свернула пленки, погасила экран и поблагодарила заведующего архивом. Звонить в «Плазма Инк.» она больше не стала. Решила пойти туда сама. И встретиться с Вампиром лицом к лицу.

40

Банк крови. Первый в стране.

Здание «Плазма Инк.», расположенное в барио Батаола-Сур, представляло собой настоящий бункер — куда более надежный и охраняемый лучше, чем Дворец правосудия. Поверх монолитного забора щетинилась колючками, острыми, как лезвие бритвы, проволока; охранники, занимавшие каптерку, отнюдь не выглядели сонными.

Чтобы проникнуть в эту крепость, Жанна предъявила свой паспорт. Никаких проблем. Может, она донор-доброволец? Ее пропустили, и она прошла в просторный холл, обустроенный как принято во всех странах с жарким климатом. Плиточный пол. Жалюзи на окнах. Под потолком — вентиляторы. Перед несколькими окошками стояли в очереди доноры. Другие вяло лежали на скамьях, расставленных рядами, как в церкви, и вполглаза смотрели телевизор. Никаких медсестер, никаких белых халатов. Зато запах эфира, шибавший в нос так, что кружилась голова. В глубине слышалось стрекотание компьютерных клавиатур, задававшее зловещий ритм пляске смерти.

Жанна почувствовала дурноту. Духота. Вонь. Разница во времени. От всего этого ее замутило. Она заметила невысокую женщину, которая показалась ей симпатичной. Лет пятидесяти, в клетчатом халате. Плоское, как у китаянки, лицо, раскосые глаза за очками с толстыми стеклами. Под мышкой — папка с бумагами, придававшая ей начальственный вид. Во всяком случае, она явно старалась производить такое впечатление.