Посмертный образ

Алина Вазнис за девятнадцать лет до смерти

Впервые Алина Вазнис остро почувствовала свое одиночество, когда ей было шесть лет. Ее мать умерла, когда Алине было всего пять, и она осталась с отцом и двумя старшими братьями, тринадцати и девяти лет. Сестра отца сразу же после похорон стала говорить, что Валдису следует как можно скорее снова жениться, пока дом не развалился без женской руки и дети не отбились от семьи. Она же привела к нему какую-то дальнюю родственницу, тоже латышку, привезла ее прямо с хутора, откуда-то из-под Лиепаи. Через полгода после смерти жены Валдис Вазнис женился снова. Инга была молчаливой, скупой на ласку, но работящей и очень доброй. Детей не обижала, дом тянула, а большего от нее и не требовалось.

Однажды на улице к шестилетней Алине подошел парень лет семнадцати. Он был высоким, болезненно худым, с впалыми щеками, на которых ярко горели отвратительные красные прыщи, обрамлявшие большое коричневое родимое пятно. Парень протянул Алине конфету в блестящей золотистой обертке и присел перед ней на корточки. Девочка доверчиво подошла ближе, и тогда парень осторожно взял ее за руку и стал говорить разные слова. Алина тогда почти ничего не поняла, было много незнакомых слов, значения которых она не знала, но по всему выходило, что он собирался снять с нее трусики, а потом что-то делать с ее длинными густыми каштановыми волосами. Сами по себе слова ее не испугали, но вот глаза этого парня… Они были страшными, и все лицо его было страшным, и голос тоже, дрожащий, вибрирующий, и рука его, крепко сжимавшая ее маленькую ладошку, была страшной и почему-то липкой. Внезапно парень запнулся, на мгновение зажмурился, потом тяжело вздохнул и отпустил ее руку.

– Никому не рассказывай, – сказал он, поднимаясь. – А то глаза выколю.

Алина ни минуты не сомневалась, что он свою угрозу исполнит.

Дня два она мучилась, потом все-таки спросила старшего брата Иманта, которому уже исполнилось четырнадцать лет.

– Имант, а что такое сперма?

Брат побагровел.

– Не смей произносить это слово, – строго сказал он. – Это очень плохое слово, и если маленькие девочки его произносят, у них во рту вырастают отвратительные лишаи. Запомнила? Ты все запомнила?

– Да, Имант, – послушно ответила маленькая Алина. – Я больше никогда не буду произносить это слово.

Но пообещать было легче, чем сделать. Это было единственное незнакомое слово, которое ей удалось запомнить из бормотания того парня, и любопытство все-таки пересилило. Еще через несколько дней она спросила об этом свою подружку в детском саду. Та тоже не знала, что такое сперма, но пообещала выяснить у родителей. На другой день подружка пришла в садик и прямо с порога заявила:

– Я больше не буду с тобой водиться. Моя мама сказала, что ты плохая, испорченная девчонка, раз говоришь такие грязные слова, и я не должна даже близко к тебе подходить, чтобы не заразиться твоей испорченностью.

К вечеру и остальные дети в группе стали сторониться ее. Ночью, уткнув лицо в подушку и заливаясь горькими слезами, девочка думала в отчаянии: «Ну и пожалуйста, ну и не надо со мной дружить. Я больше никогда никому ничего не расскажу про себя. Никогда. Никому. Ничего. Никто мне не нужен. И я никому не нужна. Я буду совсем одна… Совсем одна…»

Долгие годы возле нее будут только трое мужчин и чужая неласковая и неразговорчивая женщина. Алина привыкнет быть одна и никому ничего о себе не рассказывать. Она привыкнет жить без подруг, без задушевных бесед, без доверительных откровений. А если бы брат Имант сначала спросил, откуда она узнала это запретное для шестилетней девочки слово… И если бы воспитательница в детском саду поинтересовалась, отчего это дети больше не хотят играть с маленькой Вазнис… И если бы Валдис или Инга Вазнисы обратили внимание на то, что у Алины совсем нет подружек, никто ей не звонит, не приходит в гости и не зовет к себе… Но Алина хорошо училась и не болела, а стало быть, пристального внимания отца и мачехи не требовала. Если бы Имант не напугал ее лишаями во рту, если бы родители подружки не сказали, что она заразная, раз говорит такие мерзкие слова… Если бы…

Но случилось так, как случилось. И отныне Алина Вазнис была обречена на одиночество и постоянное, запрятанное глубоко внутри, глухое, болезненно ноющее отчаяние.

Глава 2

Каменская

Леонид Сергеевич Дегтярь, основатель и художественный руководитель музыкальной студии киноконцерна «Сириус», уже слышал о случившейся трагедии и потому живо и охотно откликнулся на Настину просьбу встретиться и поговорить. Уже несколько дней его мучил радикулит, и он, долго извиняясь и оправдываясь, предложил ей приехать к нему домой. Жил он в той же части Москвы, что и сама Настя, и около девяти часов вечера в субботу, 16 сентября, она переступила порог его большой и очень своеобразной квартиры.