122  

15 ноября 1944 года, Танжер

Р. ведет переговоры об аренде складских помещений в порту и в городе. Моя обязанность — обеспечить безопасность, то есть найти надежных людей, которые не давали бы чужим проникать внутрь, а своим — воровать. Р. сказал, что люди меня боятся. С какой такой стати? Они прослышали про то, как я расправился с греками. Я понял, что сам Р. окружает меня легендами, а я бессилен этому помешать.

17 февраля 1945 года, Танжер

Р. арендовал склад. Я отправился в Сеуту, в Легион, и завербовал ветеранов, знавших меня с прежних времен. Я вернулся с двенадцатью легионерами.

8 мая 1945 года, Танжер

Сегодня кончилась война. Город обезумел. Все перепились, кроме меня и моих легионеров. Пригороды наводнены берберами и рифами, которые валят валом со своих бесплодных гор и обустраиваются в chabolas, сложенных из картонных коробок и соломенных тюфяков. Им нечего терять, и они крадут все, что попадается под руку. Нам приходится принимать самые жесткие меры. Побоями их не отвадишь. Попавшемуся в первый раз мы отрезаем ухо, попавшемуся во второй раз — разбиваем нос или отрубаем большой и указательный пальцы. Того, кто объявляется снова, мы вывозим за город и сбрасываем со скал.

8 сентября 1945 года, Танжер

Испанская администрация покидает Танжер. Р. сначала очень встревожился, но, видимо, городу будет возвращен его прежний международный статус, и бизнес ни в коей мере не пострадает.

1 октября 1945 года, Танжер

Мы решили обзавестись недвижимостью. Я нашел рядом с Пти-Соко чудесный дом с лабиринтом переходов, в котором легко заблудиться, и с внутренним двориком, где растет громадное фиговое дерево. Окна там в самых невероятных местах. Р. говорит, что это жилище умалишенного. Себе он приобрел дом на выходе из медины в Гран-Соко, где живет много испанцев. Мне дурно от его постоянных разговоров о тринадцатилетней дочери испанского адвоката, живущего напротив. Отец девочки каким-то необъяснимым образом сделался нашим адвокатом, и именно он составлял для нас купчие. Я заплатил 1500 долларов, а Р. — 2200, и нам при этом не пришлось занимать ни цента.

7 октября 1945 года, Танжер

Я снова взялся за карандаш и кисть. Зарисовываю свой дом, потом превращаю эти наброски в черно-белые абстракции. В игре света и тени просматриваются отдельные детали. Я вспоминаю свои русские пейзажи и понимаю, откуда идет это пристрастие к монохромии.

26 декабря 1945 года, Танжер

За ужином в канун Рождества Р. спросил меня, не собираюсь ли я жениться. «На тебе?» — в свою очередь спросил я, и мы так сильно хохотали, что правда постепенно стала мучительно очевидной. Он занимает огромное место в моей жизни. (Куда большее, чем я в его.) Он управляет каждым моим движением. Хотя мы и партнеры, он оплачивает мою часть расходов, наставляет меня в отношении мер безопасности и разрабатывает все планы. Я на восемь лет старше его. В этом году мне будет тридцать. Должно быть, всему виной Легион, тот образ жизни… я способен функционировать только в структуре. Я не принадлежу себе… за исключением тех моментов, когда уединяюсь в своем внутреннем дворике.

Мой дом сродни моей голове, что, при его сходстве (отмеченном Р.) с жилищем умалишенного, говорит о многом. Я обживаю новые комнаты. Одна, к примеру, с очень высоким потолком и — на самом верху — окном с решеткой в мавританском стиле. Я сижу на ковре, курю гашиш и зачарованно наблюдаю, как тень от решетки движется по стене вместе с солнцем.

П., бармен в «Кафе Сентраль» в Пти-Соко, указал мне на «испанского собрата по кисти», более изможденного, чем обитатели chabolas на окраине города. Его зовут Антонио Фуэнтес. Он пишет картины, но ничего не продает и не выставляется. Меня это удивило, и я попробовал выпытать у него причину, но он как в рот воды набрал. П. познакомил меня с американским музыкантом — Полом Боулзом.[91] Мы общаемся на арабском, поскольку по-английски я говорю очень плохо, а он еще хуже по-испански. Он расхваливал мне мажун — своеобразный джем из гашиша. Я о нем слышал, но еще не пробовал. П. им приторговывает, и мы у него немного купили.

5 января 1946 года, Танжер

Холодно и сыро. Погода слишком скверная, чтобы выходить в море. Р. показал мне подарок, который купил для дочери нашего адвоката — куклу, вырезанную из кости. Она удивительно изящна, но слегка жутковата. Потом мы наблюдали за тем, как девочка вместе с родителями переходит улицу, направляясь в медину, в испанский собор. Она очень красива, но еще совсем юная. Груди у нее только наметились, а от подмышек до бедер нет ни одного изгиба. Я никак не мог понять, чем она его так приворожила, пока он не открыл мне еще кое-что из своей прошлой жизни. Она напоминает ему девочку из его деревни, родителей которой тоже вывели на расстрел. Малышка цеплялась за отца и мать, и даже им не удавалось ее отогнать. Анархисты, потеряв терпение, расстреляли все семейство. Так что же тогда означает страстная влюбленность Р. в дочь адвоката? Она будит в нем то, что для него дороже всего на свете.


  122  
×
×