Севильский слепец

23 декабря 1946 года, Танжер

От Пилар по-прежнему нет вестей, я в отчаянии. Пытаюсь продвинуться в работе. Пытаюсь передать в красках то, что видел тогда, но ничего не получается. Казавшееся мне в тот день простым стало неимоверно сложным. Необходимо, чтобы П. вернулась и освежила мои тогдашние впечатления. Я разочаровался в светском обществе. Мне наскучили их аристократические замашки. После моего триумфа у Б.Х. меня буквально рвали на части, но теперь голодный зверь нашел новую пищу. Я получил свободу, но по-прежнему чувствую себя по горло в трясине.

7 марта 1947 года, Танжер

Я не могу работать. Сижу перед семью оставшимися рисунками П. без единой мысли в голове. Я даже пробовал писать под воздействием мажуна. После первой попытки я очнулся с ощущением, что создал нечто великое, но обнаружил только семь холстов, замалеванных черной краской. Я повесил их в комнате с белыми стенами и стоял среди них в полном отчаянии.

25 июня 1947 года, Танжер

Мне противна собственная ненасытность. Моя творческая несостоятельность породила потребность в бесконечном разнообразии. Я таскаюсь по борделям, выискиваю новых юношей и мгновенно теряю к ним интерес. Я яростно курю гашиш и целыми днями мотаюсь как флаг на изнуряющем юго-восточном ветру, упорно ломящемся в двери. Мои руки обессилели, мой пенис вял. Ночами я сижу в баре «Ла Map Чика» в окружении пьяных, развратников, идиотов и шлюх. Я разочаровался в мажуне, который лишь будит во мне старые кошмары — забрызганные кровью стены, груды трупов, грязь и кровь, куски плоти и белые кости крутятся у меня перед глазами.

1 июля 1947 года, Танжер

После того как я явился пьяным на порог Р., он снова отправил меня в плаванье.

1 января 1948 года, Танжер

Новый год. Он должен оказаться лучше, чем прошедший. Я все еще не могу взглянуть на чистый холст. Это первая запись с июля месяца. Мое физическое состояние улучшилось. Я подтянулся, но не способен избавиться от чувства одиночества. Я пытался найти П., даже съездил в Гранаду, но выяснил только, что ее дом продан и что семья переехала в Мадрид, никому не оставив адреса.

Мне не о чем писать. В продуваемых всеми ветрами chabolas нет и сотой доли того убожества, что заключено в моем ухоженном теле. Я выставил семь рисунков П. в надежде ощутить новый прилив вдохновения. Но добился противоположного.

Мне было позволено воспарить, мне была дарована редчайшая привилегия заглянуть в щелочку, и я прозрел истинную природу вещей, и спустился с этим знанием вниз, и приоткрыл его простым смертным. Но П. была моей проводницей, моей музой, а я ее потерял. Я больше не смогу творить. Мне уготован удел, которому подчиняются все, — есть, вкалывать, спать.

25 марта 1948 года, Танжер

Я видел ее. На рынке неподалеку от Пти-Соко. Я видел ее. Поверх океана голов. Я видел ее. Да она ли это была?

1 апреля 1948 года, Танжер

Неужели я дошел до такого отчаяния, что готов гоняться за призраком? Я обошел всех врачей в городе, спрашивая, не работает ли она у них. Ничего похожего. Р. хочет снова услать меня в море, чтобы я не грянулся оземь, как птица с тепловым ударом.

3 апреля 1948 года, Танжер

Я вышел из дому — она мялась перед моей дверью. При виде ее мне пришлось схватиться за косяк, так как у меня подкосились ноги. Я предложил ей войти. Она молча проскользнула мимо меня в прихожую. Ее аромат наполнил мою грудь, и я понял, что спасен. Мальчик-слуга приготовил нам чай. Она не села, даже когда он поставил чашки на столик. Она погладила мальчишку по голове. Он мгновенно испарился, словно от дуновения ангела.

Я не знал, с чего начать. Ощущение было такое, будто я стоял, занеся руку над мольбертом и водя ею от угла к середке, от середки к краю, но не притрагиваясь к холсту кистью. Я часами проделывал это, и когда в конце концов решался коснуться белого-белого поля, на нем не оставалось никакого следа. На кисти не было краски. Вот так же все обстояло и сейчас. Я заставил себя заговорить.

Я: Я искал тебя в Гранаде… когда ты пропала.

Никакого ответа.

Я: Мне сказали, что твоя тетушка умерла, что твоя мать больна, и вы все переехали в Мадрид.

П.: Это правда.

Я: Никто не знал вашего адреса.

П.: А вот это неправда.

Молчание.

Я: Почему неправда?

П.: Потому что соседям было известно, где мы находимся. Отец сообщил им адрес. Только он просил не давать его человеку с вашими приметами, который приедет из Танжера и будет наводить справки о его дочери.