Севильский слепец

Она обернулась. Фалькон заерзал в кресле, ища, чем бы осветить ее лицо. Он включил настольную лампу, и в более теплом электрическом свете попытался заново оценить Консуэло Хименес. Ту жесткость, которую он в ней подметил вначале, она, похоже, усвоила, общаясь с Раулем Хименесом и управляя его бизнесом. Наряды, драгоценности, маникюр, прическа — этот имидж, скорее всего, навязал ей муж, и она носила его как броню.

— Такая у меня работа — доискиваться до правды, — сказал он. — Я занимаюсь ею уже больше двадцати лет. За этот срок у меня… вернее, у полицейской науки появились сотни технологий, помогающих в поисках и в доказательстве истины. Я очень хотел бы заверить вас, что теперь это действительно наука, точная наука, но не могу, потому что, подобно экономике, еще одной так называемой науке, она имеет дело с людьми, а людская природа изменчива, непредсказуема, двойственна… Устраивает вас такой ответ, донья Консуэло?

— Возможно, ваша работа в конечном счете не слишком отличается от работы вашего отца.

— Не понял.

— Да так, пустяки, — сказала она. — Вы спрашивали меня о моем муже. Как мы познакомились. О нашей разнице в возрасте.

— Просто меня удивило, что красивая женщина тридцати лет способна была…

Увлечься такой старой жабой, как Рауль, — закончила она. — Я конечно, могла бы наболтать вам всякой ерунды об эмоциональной и материальной устойчивости зрелого мужчины, но, как мне кажется, мы с вами пришли к определенному соглашению, не так ли, старший инспектор? Так что я вам не совру. Рауль Хименес упорно меня преследовал. Он припирал меня к стенке, убеждал, молил. Он уламывал меня, пока я не согласилась. Много месяцев мне удавалось отнекиваться, но однажды я все-таки произнесла «Да», чтобы освободиться.

— А от чего, собственно, вам надо было освобождаться?

— Полагаю, вы испытывали разочарование, сказала она. — К примеру, когда вас бросила жена. Кстати, сколько ей было лет?

— Тридцать два, — ответил он, оставив попытки сопротивляться ее отступлениям от темы разговора.

— А вам?

— Сорок четыре.

Она опустилась в крутящееся кожаное кресло, скрестила ноги и стала вращаться из стороны в сторону.

— Как вы, вероятно, догадываетесь, я не из Севильи, — продолжала она. — Я прожила среди севильцев больше пятнадцати лет, но не ассимилировалась. Я мадридка. Вообще-то я из pueblo ^[7] в Эстремадуре, к югу от Пласенсии. Мои родители уехали оттуда, когда мне было два года. Росла я в Мадриде. В восемьдесят четвертом году я работала в картинной галерее и влюбилась в одного из клиентов, сына герцога. Я избавлю вас от подробностей… факт тот, что я забеременела. Он заявил, что мы не можем пожениться, и дал мне денег, чтобы я поехала в Лондон и сделала там аборт. Мы расстались в аэропорту Барахас, и с тех пор я видела его только на страницах журнала «Hola!». В восемьдесят пятом году я переехала в Севилью. Я съездила сюда в отпуск, и мне понравилась праздничность этого города. Четыре года спустя, когда праздничности поубавилось, я, как вы уже знаете, познакомилась с Раулем. Я была подготовлена к этой встрече. Подготовлена разочарованием.

— Судя по вашим словам, он влюбился в вас без памяти. Вы родили от него трех сыновей. Мне кажется, вам нравится ваша деятельность. Ваше решение принять его предложение, как вы сами сказали, многое упростило.

Сеньора Хименес подошла к письменному столу и, порывших в ящиках, извлекла пачку старых, пожелтевших от времени черно-белых фотографий. Быстро их перетасовав, она выбрала одну и прижала ее к груди.

— Так и было, — сказала она, — пока я не обнаружила вот это…

Она протянула ему снимок. Фалькон внимательно посмотрел на него, потом взглянул на нее и опять уставился на фотографию.

— Если бы не родинка на ее верхней губе, вы не смогли бы различить нас, не так ли, старший инспектор? — спросила она. — А еще она была немного ниже меня ростом.

— Кто это?

— Первая жена Рауля, — объяснила она. — Теперь вы понимаете, старший инспектор… единожды Консуэло и во веки веков Консуэло.

— А что с ней случилось?

— Она покончила с собой в шестьдесят седьмом году. Ей было тридцать пять лет.

— Из-за чего?

— Рауль говорил, она страдала тяжелой депрессией. Это была уже третья попытка. Она бросилась в Гвадалквивир, но не с моста, а просто с берега, что всегда казалось мне очень странным, — заметила она. — Не опилась снотворными, не взрезала себе в исступлении вены, не сиганула в вечность на глазах у толпы, а просто выкинула себя из жизни.

---

7 Село, деревня (исп.)