Уйди скорей и не спеши обратно

– Это всего лишь слова. Просто слова. От них еще никто не умер. А то бы всем было известно.

– Но это известно, Ле Герн. И вы не правы, слова всегда убивали.

– Когда это было?

– Это началось, когда кто-то впервые крикнул «Смерть ему!», а толпа подхватила. Так было всегда.

– Хорошо, – сдался Жосс. – А если мне запретят работать?

– Помилуйте, Ле Герн, вы что, боитесь полиции?

Жосс подскочил как ужаленный:

– Нет, и учтите, Декамбре, мы, Ле Герны, может, и неотесанные чурбаны, но полиции мы никогда не боялись!

– Вот и отлично.

XII

– К какому полицейскому мы идем? – спросил Жосс, в десять утра поднимаясь по бульвару Араго.

– С этим человеком мне дважды доводилось встречаться в связи с моим…

– Делом, – договорил Жосс.

– Да.

– За два раза человека не узнаешь.

– Зато первое впечатление получить можно, а оно было хорошим. Вначале я его принял за обвиняемого, а это хороший знак. Он уделит нам пять минут. В худшем случае он отправит отчет о нашем визите в текущие дела и забудет о нем. В лучшем случае он заинтересуется и расспросит нас о деталях.

– К тому прилагающихся.

– Вот именно.

– Чем это может его заинтересовать?

– Ему нравятся всякие странные и незначительные дела. По крайней мере, в этом его упрекал начальник, когда я впервые с ним встретился.

– Так он мелкая сошка?

– А вас это не устраивает, капитан?

– Я вам уже сказал, Декамбре, мне плевать на эту историю.

– Он не мелкая сошка. Сейчас он старший комиссар и возглавляет отдел в уголовной полиции. Отдел по расследованию убийств.

– Убийств? Тогда ему точно понравятся наши бумажки.

– Кто знает.

– А с какой стати любителя странных дел назначили старшим комиссаром?

– Потому что, насколько мне известно, в расследовании таких дел ему нет равных. Я сказал «странные», но правильнее было бы сказать «необъяснимые».

– Да ладно, чего к словам-то цепляться.

– Я люблю точные выражения.

– Я это заметил.

Декамбре остановился у высоких ворот.

– Пришли, – сказал он.

Жосс окинул взглядом фасад здания:

– Их посудине не помешал бы хороший ремонт.

Декамбре скрестил руки на груди и прислонился к стене.

– Так что? – спросил Жосс. – Плюнем на это дело?

– Наша встреча через шесть минут. Время нужно соблюдать. Он наверняка очень занят.

Мимо, глядя себе под ноги, прошел мужчина. Держа руки в карманах, он неторопливо вошел в подъезд, не взглянув на двух человек у стены.

– Кажется, это он, – проговорил Декамбре.

– Этот чернявый коротышка? Шутите! Старая серая футболка, мятая куртка, даже нестриженый. Да он больше похож на цветочника с набережной Нарбон, чем на комиссара.

– Говорю вам, это он, – настаивал Декамбре. – Узнаю его походку. Он ходит вразвалку.

Декамбре смотрел на часы, пока не истекли шесть минут, и повел Жосса в здание, где трудились ремонтные рабочие.

– Я вас помню, Дюкуэдик, – сказал Адамберг, приглашая посетителей в кабинет. – То есть я заглянул в дело после вашего звонка и вспомнил. Мы с вами тогда немного поговорили, ваши дела в то время шли неважно. Кажется, я посоветовал вам уйти с работы.

– Я так и сделал, – сказал Декамбре, стараясь говорить громче из-за шума дрелей, которого Адамберг, похоже, не замечал.

– Вы подыскали что-нибудь после выхода из тюрьмы?

– Я стал консультантом, – сказал Декамбре, умалчивая о сдаче комнат и кружевах.

– Налоговым консультантом?

– Консультантом по жизненным вопросам.

– А, ну да, – задумчиво произнес Адамберг. – Это тоже дело. И что, есть клиенты?

– Не жалуюсь.

– И о чем вам люди рассказывают?

Жосс начал подумывать, не ошибся ли Декамбре адресом и занимается ли этот полицейский хоть иногда своей работой. Компьютера у него не было, зато на столе, стульях и на полу были навалены груды бумаг, а сверху лежали разные записи и рисунки. Комиссар стоял, прислонившись спиной к стене, уперев руки в бока, и смотрел на Декамбре исподлобья. Жоссу пришло в голову, что его глаза похожи на коричневые скользкие водоросли, которые наматываются на винт корабля, мягкие и текучие, они еще отливают таким приглушенным матовым блеском. Пучки этих водорослей называют поплавками, и Жосс подумал, что это слово как нельзя лучше подходит для описания глаз Адамберга. Они прятались под густыми спутанными бровями, нависавшими над ними, как две скалы. Нос с горбинкой и угловатые черты придавали его лицу некоторую жесткость.