67  

Зато Сашко Девятый отметился в поэзии. Он родился от красавицы Берты. Сашко Девятый с длинным оселедцем на бритой голове был похож одновременно на князя Святослава и на Тараса Бульбу, но автоматически оказался евреем и гражданином Израиля, потому что его мать Берта была фалаша, эфиопская иудейка. Назвали его двойным именем — Сашком-Самуилом. Его выделяли среди других Гайдамак. Образец его любовной лирики под Пушкина, но с лесенкой Маяковского:

  • Я Вас любил.
  • Любви уж быть не может.
  • Она в душе угасла навсегда.
  • Но пусть хандра
  • Вас гложет
  • и тревожит.
  • Хочу ли Вас я опечалить?
  • Да.
  • Я Вас любил.
  • Вопил,
  • как Маяковский.
  • Бухал.
  • Блевал.
  • Не подавал пальто.
  • Я Вас любил фальшиво и по-скотски!
  • Как дай Вам Бог,
  • чтоб не любил
  • никто.[54]

Или такая охальная «песнь песней» на стене «Hotel d’Ambre-Edem»:

  • Вздымает бурно перси и
  • Стоном мне ответствует,
  • Когда уста отверстые
  • Я подношу приветственно
  • К желанному отверстию
  • Навстречу мне отверстому.[55]

Этот Сашко-Самуил ушел в Израиль по воздушному мосту, но поначалу промахнулся — вышел не в тот конец и посетил Гуляй-град. В Израиле его дискриминировали на бытовом уровне но цвету кожи. Убирал мусор в Хайфе и примкнул к Шепилову, т. е. стал убежденным антисемитом. Обратной дороги в Офир он уже не смог отыскать.

Правда, эксперимент однажды был близок к успеху: удалось-таки вывести черного двойника Пушкина — один к одному, если судить по портрету Тропинина, — впрочем, не совсем черного, а светло-кофейного, переходного, с желтыми зрачками, как и предсказывал колдун. Этого Пушкина показывали дипкорпусу, все восхищались, особенно русские. Отдали мальчика в парижский лицей и т. д. — этот Пушкин занимался всем, чем угодно, вот только не мог срифмовать даже козы с морозом. Все же русские забрали его в Москву и приняли его в Литературный институт. Жизнь этого Сашка Гайдамаки в литобщаге была веселой. Все приходили посмотреть на вечно пьяного черного Пушкина, играющего на аккордеоне.

«Ну какой из меня Пушкин? — говорил Гайдамака. — Скорее, Александр Блок».

И читал уже известные стихи:

  • Вас, белых, — легион. Нас — тьмы и тьмы, и тьмы!
  • И мы вас не хотели трогать.
  • Да, негры мы! Да, эфиопы мы —
  • блестящие и черные, как деготь.
  • Вы Африку насиловали всласть,
  • стреляли львов, от пороха пьянея,
  • вождям пустыни спирт вливали в пасть
  • и называли нас: «Пигмеи!»
  • Вы отлучили нас от наших вер,
  • но не Христос явился, а Иуда.
  • Нам с Библией принес миссионер
  • туфту и триппер Голливуда.
  • И мы зубрили Англии язык,
  • сортиры белых драя обреченно…
  • Виновны ль мы, коль хрустнет ваш кадык,
  • как в черных пальцах кнопка саксофона?
  • Грядет пора — китаец, шизоват,
  • нагрянет в европейские столицы
  • вливать в мозги социализма яд
  • и жарить мясо бледнолицых.
  • Мир— импотент! Пока еще, как встарь,
  • ты не прогнил, парламентский и шаткий, —
  • замри пред негром, как фрейдистский царь
  • пред Сфинкса неразгаданной загадкой!
  • Еще слонов не поднял Ганнибал,
  • суров, как будто ночь Варфоломея…
  • Идите к нам! Мы примем ваш кагал
  • в оазисах прекрасной Эритреи!
  • В последний раз — опомнись, белый мир!
  • Покуда ты не стал сплошным бедламом,
  • пока не начался кровавый пир —
  • внемли рокочущим тамтамам!»

Среди студентов нашлись иуды, донесшие эти стихи в КГБ. Андропов, тогдашний председатель Конторы (тоже поэт, но слабый), надел очки и прочитал:

  • Идите к нам…
  • Мы примем ваш кагал…

— A on hu ne ho?[56] — по-английски спросил Андропов с некуртуазным локтевым жестом.

За эти стихи Гайдамака был приглашен гебистами в черный автомобиль и чуть не выдворен из СССР как нежелательный элемент черного расизма. С тех пор он сменил пластинку и говорил:

  67  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×