Личные мотивы

Николай Федорович Полищук выказал немедленную готовность к встрече, и Хан понял, что старик отчаянно изнывает от скуки. Был Николай Федорович сгорблен, плохо ходил и почти ничего не видел, хотя, насколько Хану было известно, возраст у него был не таким, чтобы выглядеть дряхлым стариком, всего-то семьдесят четыре. Жена Полищука смотрелась вполне бодрой моложавой дамой и торопливыми шажками металась по маленькой квартирке, готовя нехитрое угощение и чай для гостя.

– Видишь, во что я превратился, – сетовал Николай Федорович, – совсем ничего не могу, болезни замучили. Боюсь, бросит меня жена-то, она у меня еще молодец, а я уже никуда не гожусь, только на таблетках и уколах еще как-то тяну. Ты пей чай-то, пей.

Сам он без конца требовал от жены подлить ему чаю погорячее и упрекал ее:

– Что ты мне все помои какие-то носишь! Кипяточку, кипяточку принеси.

Что касается валютного дела, то истосковавшийся по общению старый следователь ничего скрывать не стал. Правда, он долго не мог взять в толк, каким именно делом интересуется полковник Алекперов, потом старательно напрягал память и наконец вспомнил, что в какой-то момент следствия его вызвали к руководству управления и сказали, что в связи с «оперативной необходимостью» фигуранта Стеценко надо вывести из материалов дела, да так, чтобы следа не осталось. Какая такая была необходимость – ему не пояснили, это было не принято, но в кабинете руководства при разговоре присутствовал офицер из другого управления, которое занималось обеспечением охраны государственной тайны на госпредприятиях.

– Фамилию офицера не помните? – спросил Хан, ни на что, впрочем, не надеясь.

– Не помню? – Полищук хрипло рассмеялся. – Да я ее и не знал никогда. Я эту рожу в первый и в последний раз видел. Мне мое начальство его представило, только имя назвать забыло. А я и не спрашивал. Мне велели – я сделал, лишних вопросов не задавал. Стеценко тот даже свидетелем не пошел, вынес я его из дела начисто. А что случилось-то, полковник? Для чего тебе эта история?

– Да убили этого Стеценко, вот восстанавливаю всю его жизнь, чтобы понять, кому он мог дорожку перейти, – ответил Хан полуправдой-полуложью.

– Ой, врешь, полковник, – Николай Федорович прищурился и вперил в Алекперова подслеповатые глазки, – ой, врешь. С какой такой поры полковники милицейские простыми трупами занимаются? Или Стеценко в большие люди вышел и олигархом заделался? Кем он был-то, пока его не грохнули?

– Работягой, квартиры ремонтировал, – пробормотал Хан.

Видно, бывший следователь Полищук из ума-то не совсем еще выжил, соображает быстро и четко.

– Ну вот, я ж говорю – врешь, – удовлетворенно изрек Николай Федорович. – А ну давай, спроси меня еще что-нибудь, я тебе все расскажу, ничего не утаю. Я эту контору знаешь как ненавижу? Да будь она проклята на веки вечные!

– Что так? – вскинул брови Хан.

Уйти от Полищука ему удалось только через полтора часа, старика словно прорвало, и он все не мог остановиться, рассказывая, как предала его служба, как отказалась от его профессионализма, опыта и знаний, как выперла его на пенсию, молодого, полного сил и желания работать, и как тяжело и долго он после этого болел, и в какую развалину он теперь превратился… Нет, все-таки Николай Федорович был слабоват на голову, а его точный вопрос оказался единственным проблеском ясного в прошлом ума.

Глава 10

Несмотря на то что Сорокины постоянно были готовы к общению с соседями, звонок Льва Сергеевича все-таки застал их врасплох. Ангелина Михайловна изучала купленный накануне альбом живописи эпохи Ренессанса, а Вилен Викторович с упоением предавался просмотру-прослушиванию записанного на видео концерта оркестра под управлением Зубина Меты. Ему не хотелось отрываться от своего занятия, поэтому, когда зазвонил телефон, он сделал жене знак взять трубку и выйти из комнаты. Ангелина послушно ушла разговаривать в кухню, но уже через пару минут ворвалась в комнату и возбужденно заговорила:

– Виля, собирайся, Лев Сергеевич нас приглашает.

Вилен Викторович с недовольным лицом остановил диск.

– Что случилось? Его ненасытная утроба снова проголодалась?

– Ну зачем ты так? – с упреком проговорила Ангелина Михайловна. – К нему сын приехал, он хочет нас познакомить.

В глазах Вилена мелькнул интерес.

– Какой сын? Леонид? Или… тот?

– В том-то и дело, что он не сказал! А вдруг тот?