163  

- Не нужно. Все, что я хотела бы сказать читателям вашей газеты, я сказала в интервью. Больше мне добавить нечего.

- Но им интересно узнать больше о вашей жизни, о вашей семье, - продолжал напирать Руслан.

- Мне тоже интересно знать, есть ли жизнь на Марсе, - абсолютно серьезно ответила Воронова. - Но оттого, что мне это интересно, к сожалению, мало что меняется. Я не могу запретить вам писать статью, тем более вам редакция дала такое задание. Но о себе я вам не расскажу ничего кроме того, что обычно говорю в интервью. Возьмите публикацию, которая была в сентябре, и перепишите все сведения оттуда. Добавить мне к этому нечего.

Черт возьми, непробиваемая баба! Никак не удается напроситься на встречу с ней в домашней обстановке, а ведь это многое могло бы прояснить. Какая у нее мебель, какие книги на полках, какие дети, в конце концов! Как она держится дома, как подает чай, как общается с Ирой и этой второй соседкой, Бэллой Львовной. Как разговаривает по телефону с друзьями. И даже во что одевается.

- Но вы не будете возражать, если я поговорю о вас с теми, кто вас знает? - спросил он.

- Попробуйте, - теперь в ее голосе послышалась скрытая насмешка.

- Хотя вряд ли они вам расскажут что-нибудь интересное. У меня нет тайн, о которых я должна волноваться.

- А можно мне поговорить о вас с Ирой?

- Попробуйте, - снова повторила Воронова. - Если она согласится. Насколько я понимаю, вы уже пытались расспрашивать ее обо мне, и закончилось это слезами и истерикой.

- Но вы не возражаете? - уточнил Руслан.

- Нет, не возражаю. Позвать ее к телефону?

- Если не трудно.

Разговор с Ирой оказался неожиданно коротким.

- Не буду я ничего рассказывать, - резко ответила девушка.

- Почему? Ты не хочешь встречаться со мной? Я тебя чем-то обидел?

- Ничем ты меня не обидел. Ты хороший парень, но про Наташу я ничего рассказывать не буду. И нечего за ее спиной сплетни собирать. Раз она сама сказала, что ничего не может добавить к тому, что уже напечатано, то и я не стану добавлять. Все, привет Кузбассу.

И бросила трубку. Имея некоторый опыт общения с Ирой, Руслан, конечно, не ожидал, что девушка начнет бурно радоваться его предложению встретиться и поговорить о Вороновой, но и такого грубого отпора не ожидал. Воронова хотя бы потрудилась быть вежливой, а эта…

Через три дня вернулись хозяева квартиры, Руслан сдал им веселых и здоровых животных, аккуратно прибранное жилище и остатки денег, которые не успел потратить на продукты для Дуськи и Дельты, и отбыл домой, в Кемерово, увозя с собой кучу исписанных блокнотов с материалами для статьи и некоторую досаду на самого себя за то, что так и не понял сути отношений Натальи Вороновой с ее воспитанницей. Может быть, у него разыгралось воображение, и он напридумывал бог знает что на пустом месте? Может быть, и нет никакой тайны, а есть просто отношения двух женщин, помоложе и постарше, самые обычные отношения, нечто среднее между отношениями матери с дочерью и старшей сестры с младшей.

Или тайна все-таки есть, но ее тщательно охраняют?


***


Она до сих пор помнила прикосновения его пальцев к своему телу, и ту ноющую боль, которая растекалась по коже, и ослепляющее жжение, которое стихало от звуков его голоса. Из памяти полностью стерлось, что и как он делал, но воспоминания о том, что она при этом чувствовала, не делались с годами тусклыми и размытыми, наоборот, эти воспоминания, то и дело возвращаясь к ней, становились все ярче и вызывали отвращение к себе самой, острое чувство вины и желание заплакать и напиться.


ПЕРЕКРЕСТОК

ЧАСТЬ 5


Перекресток, 1992 - 1993 гг. Наталья

- Я боюсь, Андрюша.

Она впервые набралась смелости сказать об этом вслух, но легче не стало. Сердце забилось где-то в горле, как бывало в детстве и юности во время экзаменов, а позже - во время ответственных разговоров с вышестоящими начальниками. Правда, сейчас перед ней не экзаменатор и не руководитель, а друг. Доброе круглое лицо Андрея Ганелина выражает сочувствие и готовность выслушать и помочь, взять на себя тяжесть решения проблемы, но в том и беда, что эту проблему придется решать ей самой вместе с мужем, и никто третий здесь не поможет. Андрей всегда был для нее окрашен в песочно-желтый цвет. Сначала Наташа думала, что это цвет тепла и покоя, когда отбрасываешь от себя каждодневные хлопоты и можешь бездумно валяться на горячем песке черноморского пляжа, понемногу выдавливая из себя и утапливая в зыбучем месиве накопившиеся за год раздражение, усталость и боль от крупных и мелких разочарований. И только несколько лет спустя Наташа, в очередной раз глядя на Андрея, вдруг подумала: "Он как губка. Я выливаю на него свои эмоции, а он их впитывает. Такая желтенькая губка, которой мама вытирала воду с кухонного стола."

  163  
×
×