Реквием

Не умеет Игорь ставить перед собой большие цели. Не умеет, и все тут. Привык с детства довольствоваться малым, есть кусок хлеба и крыша над головой – и спасибо судьбе, а о ресторанах и дворцах и не помышлял. Да, деньги он любил и ради них готов был на определенные жертвы, но деньги-то ему нужны были только для одного: для обеспечения своей личной вожделенной и любимой свободы. Не для роскоши и праздности, не для власти и крутого бизнеса, а только лишь для свободы, для того, чтобы спать допоздна, не ходить на работу и трахать тех девок, которые понравятся, а не тех, на которых денег хватит. В убогое понятие свободы Игорь Вильданов вкладывал только такой вот скудный набор благ. Но откуда другому-то взяться? Он ведь умом и душой как был маленьким бродягой, так и остался.

Зато Зотов умеет большие цели ставить. И понимает, что потенциала у Игоря достаточно, чтобы эти цели оказались достигнутыми, но именно потенциала, который нужно вытащить из глубин Игорьковой умственной лени и умело задействовать. Сейчас он дает самые обычные концерты, за которые получает две – максимум три тысячи долларов, а нужно, чтобы он собирал целый стадион, спортивную арену. За такие концерты можно получить до двадцати тысяч. Нужны зарубежные гастроли. Нужны не тысячи поклонников, а миллионы. Но для этого надо работать, чтобы, приобретая новых фанатов, не терять старых. Пока Игорь так божественно красив, его будут любить все новые и новые генерации подрастающих девочек, но, если к этой красоте ничего не прибавлять, повзрослевшие девочки превратятся в замужних женщин и перестанут ходить на его концерты. Красивый мальчик с юношеской манерой исполнения больше не будет их привлекать, он будет казаться им наивным и простоватым. Певец должен взрослеть вместе с ними, и тогда те, кто однажды полюбил его, уже не покинут ряды слушателей, а новые поколения будут в них вливаться. Вот тогда будут и стадионы, и сотни тысяч долларов. Игорю с его скудным умишком эти сотни тысяч не нужны, но они нужны Зотову, получающему тридцать процентов с каждого концерта. Так они с Игорем договорились когда-то.

Но дело не только в деньгах. В них-то – во вторую очередь, а в первую – дело в том, что на Игоря Вячеслав Олегович Зотов поставил всю свою жизнь, все, что он умел и знал. Он подобрал пятнадцатилетнего грязного бродяжку с иконописными глазами и удивительным артистическим даром, вытащил его из дерьма, оставил жить в своей квартире, потому что разглядел в нем уникальный талант, такой талант, какого был лишен он сам. У Зотова было все: музыкальное образование, тонкий изысканный вкус, хороший голос и безумная, всепоглощающая любовь к пению. Не было только одного: способности заставить себя слушать. Он хотел петь, он готов был петь сутки напролет, но почему-то не находилось людей, которые так же сутками готовы были его слушать. Им быстро становилось скучно, они не слышали и не понимали тех чувств, которые вкладывал Слава Зотов в каждую пропетую им ноту. Сначала он с негодованием думал, что они просто тупые и лишенные музыкального чувства существа. Потом понял, что со слушателями его все в порядке, дело в нем самом. Ему только кажется, что он вкладывает в песню всего себя, всю свою душу. На самом деле этого никто не слышит и не может слышать, потому что у него нет дара сделать это слышимым. Он записывал свое пение на магнитофон и внимательно слушал. Это было пресным и действительно скучным, хотя и исполнено технически безупречно. Недаром же книга великого Карузо "Тайны вокальной речи" много лет была его учебником, который он выучил наизусть, да и учителя вокала у Славы были превосходные. Ему поставили голос и научили им владеть в совершенстве, но той маленькой детальки, без которой никогда не заработает механизм под названием "певец", они дать ему не смогли. И не потому, что не сумели или не захотели, а потому, что она от Бога. Она или есть, или ее нет. Если она есть, люди плачут, слушая песню, а если ее нет, они не слышат ни песню, ни певца.

У маленького бродяжки эта деталька была. Кроме того, был абсолютный слух, зачатки природной музыкальности и здоровые миндалины, что позволяло надеяться пусть на небольшой, но все-таки голосок. Мальчишка любил петь, он напевал постоянно, и казалось, петь для него – все равно что дышать. Правда, в пятнадцать лет голос уже ломался, и частенько вместо нормальной ноты из его глотки вылетал "петух", но Зотова это не смущало. Важно было другое: даже когда Игорек мурлыкал что-то вполголоса, у Вячеслава Олеговича порой слезы наворачивались. Это было главным, а все остальное – вопросы техники и образования.