Гибель веры

В густом томатном соусе булькали желтые и красные полоски перца, и в воздух поднимался аппетитный запах колбасы.

– Тальятелле? – назвал он свою любимую домашнюю пасту.

Она улыбнулась и нагнулась помешать соус.

– Оно самое. – Повернулась к столу, увидела кулек. – Это что?

– Пунтарелле. Подумал – сделаем салат с анчоусовым соусом.

– Хорошая мысль, – одобрила она. – Где ты его нашел?

– У того типа, который бьет жену.

– Что-что? – в замешательстве переспросила она.

– Последний справа по пути к рыбному рынку, с прожилками на носу.

– Бьет жену?

– Ну, мы его в квестуру три раза таскали. Но жена, как придет в себя, всегда отзывает заявления.

Паола восстанавливает в памяти лица торговцев по правой стороне рынка, понял Брунетти.

– Это та, которая в норковом жакете? – наконец спросила она.

– Да.

– Я и не подозревала. Он пожал плечами.

– А ты не мог тут вмешаться? – спросила она.

Он голоден, а из-за дискуссии откладывается обед; ответил кратко:

– Нет. Не наше дело.

Брунетти перекинул пальто и пиджак через спинку кухонного стула и пошел к холодильнику налить себе вина. Обходя жену, чтобы взять стакан, шепнул:

– Пахнет вкусно.

– Это правда не ваше дело? – не отставала она. Оседлала своего конька, подсказал ему ее тон и собственный долгий опыт.

– Нет, не наше, пока женщина не подаст жалобу официально, а на это она никогда не пойдет.

– Может, боится его.

Пришлось ей ответить:

– Паола, она в два раза больше него – сотню килограммов весит. Уверен – она могла бы выкинуть его в окно, если б захотела.

– Но?… – Фраза показалась ей неоконченной.

– Но не хочет, как видно. Дерутся, процесс выходит из-под контроля, и она вызывает нас. – Брунетти наполнил стакан и сделал глоток, надеясь, что на этом все.

– А потом? – не унималась Паола.

– А потом приезжаем мы, забираем его и увозим в квестуру. Держим его там, пока она утром не придет за ним. Это происходит примерно каждые полгода, но ни разу на ней не было обнаружено никаких признаков серьезного насилия, и она довольно радостно получает его обратно.

Паола некоторое время обдумывала это, но в конце концов жестом показала, что оставляет обсуждение темы, заметив лишь:

– Странно, правда?

– Чрезвычайно, – согласился Брунетти, зная опять-таки по долгому опыту: конек уже расседлан.

Нагнувшись, чтобы забрать пальто и пиджак и отнести в прихожую, он увидел на столе коричневый конверт и спросил, протягивая за ним руку:

– Это Кьярин табель?

– Ум-гу. – Паола добавила соль в кастрюльку с кипящей водой на задней горелке.

– Ну и как? – спросил он. – Хорошо?

– «Отлично» по всем предметам, кроме одного.

– Физкультура? – предположил он неуверенно.

С первого класса начальной школы Кьяра среди первых, уже шесть лет. Как и для него, для дочери лучшее упражнение – поваляться на диване, вот он и не может вообразить, что она не справляется с каким-то другим предметом.

Комиссар открыл конверт, вытащил листок, пробежал его глазами.

– Религиозное воспитание? – промолвил он. И еще раз: – Религиозное воспитание?

Паола не откликнулась, и он стал смотреть дальше: ага, вот пометки учителя в объяснение оценки «удовлетворительно».

– «Задает слишком много вопросов», – прочел он. И далее: – «Подрывное поведение». Это что же такое? – вопросил он, протягивая листок Паоле.

– А ты бы ее и спросил, когда вернется.

– А ее еще нет?

Что если Кьяра, зная о плохом табеле, где-нибудь прячется, не желая идти домой… Брунетти взглянул на часы: да нет, рано еще; должна прийти не раньше чем через пятнадцать минут. Паола, расставлявшая на столе четыре тарелки, слегка оттолкнула его в сторону бедром.

– Она что-нибудь тебе говорила об этом? – Он послушно отодвинулся.

– Ничего особенного. Говорила, что ей не нравится священник, но никогда не говорила почему. Или я не спрашивала.

– А что за священник? – Он взял стул и сел на свое место.

– В смысле?

– Ну, он, как это назвать… из черного духовенства, то есть член какого-нибудь ордена?

– Думаю, обычный приходский священник, из церкви около школы.

– Сан-Поло?

– Да.

Пока говорили, Брунетти прочитал все отзывы других преподавателей – все в один голос признавали и хвалили Кьярин интеллект и старательность. Учитель математики: «Исключительно талантливая ученица, одаренная математически»; итальянского: зашел так далеко, что употребил слово «утонченность», определяя, как она пишет. Ни в одном отзыве ни следа естественного страха любого учителя перехвалить.