Гибель веры

– Я и не знал, что в полиции работают такие люди.

Брунетти тоже не знал, но это ничуть не помешало ему важно молвить:

– Да, сержант хорошо известен в управлении своим интересом к табакеркам.

Услышав в его тоне иронию, с какой непросвещенные всегда взирают на истинного знатока, да Пре не преминул разъяснить:

– Они – важная часть европейской культуры, эти табакерки. Самые искусные мастера континента посвящали годы своей жизни – даже десятилетия – их изготовлению. Не было лучше способа показать хорошее отношение к человеку, чем подарить ему табакерку. Моцарт, Гайдн…

Энтузиазм да Пре превзошел его словарный запас, и он завершил речь до ужаса причудливым, витиеватым жестом маленькой руки в сторону перегруженного серванта.

Вьянелло – он молчал, только согласно кивал на протяжении всей речи – обратился к Брунетти:

– Боюсь, вы не поймете, комиссар.

О, и за какие заслуги ему послан этот мудрец, который так легко обезоруживает даже самого настороженного свидетеля! И он кивнул, смиренно соглашаясь.

– А сестра разделяла ваше увлечение? – Вопрос сержанта прозвучал естественно.

Человечек пнул ножкой кресло.

– Нет, моя сестра относилась к ним без интереса.

Сержант сокрушенно покачал головой, и ободренный да Пре добавил:

– Да и ко всему остальному тоже.

– Вообще ко всему? – Судя по голосу, Вьянелло проявил подлинное участие.

– Да, – подтвердил да Пре, – если не считать священников. – Последнее слово он произнес так, что стало ясно: единственное, что от души сделал бы со священниками, – приказал бы их всех казнить.

Сержант покачал головой, как будто не представлял более страшной участи, особенно для женщины, чем попасть в лапы священников. Исполненным ужаса голосом он вопросил:

– Она ведь ничего им не оставила? – И тут же добавил: – Простите, не мое дело об этом спрашивать.

– Да все нормально, сержант, – успокоил его да Пре. – Они пытались, но не получили ни лиры. – Самодовольная ухмылка расплылась по его лицу. – Не преуспел никто, хоть они и пытались урвать что-нибудь из ее состояния.

Вьянелло широко улыбнулся – уж как он рад, что удалось избежать близкой опасности. Оперся локтем на ручку кресла, подбородком на ладонь – устроился поудобнее, приготовившись выслушать историю триумфа синьора да Пре.

Человечек задвинулся в глубину своего кресла, так что ноги его оказались практически параллельны сиденью.

– У нее всегда была слабость к религии, – начал он. – Наши родители посылали ее в монастырские школы. Думаю, поэтому она так и не вышла замуж.

Брунетти поглядел на пальцы да Пре, державшиеся сверху за ручки кресла: никаких признаков обручального кольца.

– Мы не уживались, – просто молвил да Пре. – У нее все интересы – в религии. А мои – в искусстве.

Для него, заключил комиссар, это табакерки.

– Родители наши умерли, эту квартиру они оставили нам в совместную собственность. Но мы не могли жить вместе.

Вьянелло кивнул, – да, так трудно жить с женщиной.

– И я продал ей свою долю – двадцать три года назад. И купил квартирку поменьше. Мне нужны были деньги, чтобы пополнять коллекцию.

И снова Вьянелло кивнул в знак понимания того, какие требования предъявляет искусство.

– Три года назад она упала и сломала шейку бедра: срослось плохо, так что ничего не оставалось, как поместить ее в casa di cura. – Здесь старик прервал речь и задумался: вот после таких штук и попадаешь неизбежно в дом престарелых. – Она просила меня переехать сюда, чтобы присматривать за ее вещами, – продолжал он, – но я отказался. Побоялся: вдруг вернется, и тогда мне снова придется переезжать. Я не хотел перемещать сюда свою коллекцию – а без нее жизнь для меня немыслима, – чтобы потом опять увозить, если сестра поправится. Слишком рискованно, очень большая опасность что-нибудь разбить. – От одной мысли о такой возможности руки да Пре крепче сжались в неосознанном ужасе.

Брунетти поймал себя на том, что по ходу рассказа тоже начал согласно кивать синьору да Пре, погружаясь в безумный мир, где разбитая крышка – более страшная трагедия, чем сломанное бедро.

– Потом, когда сестра умерла, оказалось, что она завещала мне свое имущество, но пыталась отдать им сотню миллионов. Добавила это к завещанию, пока была там.

– И что вы сделали? – осведомился Вьянелло.

– Пошел к своему адвокату, – незамедлительно дал ответ да Пре. – Он велел мне заявить, что в последние месяцы жизни она была не в своем уме, то есть когда подписала эту штуку.