Гибель веры

– Даже дневной свет не позволит врагам Его скрыться от гнева Его! – провозгласила синьорина Лерини вибрирующим от возбуждения голосом. – Его враги будут прокляты и уничтожены! – Подняла левую руку и уставила на Брунетти дрожащий палец. – Ты думаешь, что не дашь свершиться Божьей воле?! Дурак! Он больше нас всех! Его воля исполнится!

При свете, залившем палату, врач увидел кровь, капающую из его руки, и брызги слюны, летящей из ее рта. Она снова открыла его, обращаясь к врачу и санитарке:

– Вы пытались приютить ее – врага Господа, дать ей помощь и покой, хотя вы и знали, что она враг Божий! Но Некто более великий, чем вы, несмотря на все ваши планы, решил защитить закон Бога и послал меня осуществить Божий суд над грешницей.

Врач начал было задавать вопрос «Что тут про…», но Брунетти мгновенно заставил его умолкнуть взмахом руки.

Приблизился к синьорине Лерини, осторожно положил ей на плечо здоровую руку. И располагающе замурлыкал:

– Путей Господа множество, сестра моя. На твое место пришлют другого, и все дела Его будут совершены.

Услышав такое, она уставилась на него, и он обратил внимание на расширенные зрачки и отвисшую челюсть.

– Ты тоже послан Господом?

– Ты говоришь это. Сестра во Христе, предыдущие труды твои не останутся невознагражденными, – подсказал он.

– Грешники. Оба они грешники и заслужили наказание от Бога.

– Многие говорят, что отец твой был безбожником, насмехался над Господом. Бог терпелив и всех любит, но смеяться над Ним нельзя.

– Он и умер, насмехаясь над Богом. – В глазах ее вдруг появился ужас. – Даже когда я закрывала ему лицо, он насмехался над Богом.

Позади себя Брунетти услышал перешептывание санитарки и врача. Он повернул к ним голову и скомандовал:

– Тихо!

Ошеломленные его голосом и безумием, различимым в голосе женщины, они подчинились. Он вновь обратился к синьорине Лерини.

– Но это было необходимо! Это была Божья воля! – подначил он.

Черты ее расслабились:

– Ты понимаешь?

Брунетти кивнул. Боль в руке усиливалась с каждой минутой, он поглядел вниз и увидел лужу крови.

– А деньги? – вкрадчиво продолжал он. – Ордену они всегда нужны, чтобы бороться с врагами Господа.

Ее голос окреп.

– Да. Битва начата и должна вестись, пока мы не отвоюем царство Божие. Достояние безбожников должно отдать для священного труда Господня.

Он не знал, сколько сможет удерживать в плену санитарку и врача, поэтому рискнул:

– Святой отец говорил мне о вашей щедрости.

Она приветствовала это откровение блаженной улыбкой:

– Да, он мне говорил, что есть неотложная надобность. Если ждать, уйдут годы. Приказам Господа надо подчиняться.

Он кивнул – ему совершенно понятно, что священник приказал ей убить отца.

– А да Пре? – небрежно спросил он, будто о какой-то мелочи, вроде цвета шарфа, и добавил: – Этот грешник. – Хотя вряд ли это было необходимо.

– Он видел меня – видел в тот день, когда я свершила Божий суд над моим грешным отцом. Он только потом заговорил со мной. – И наклонилась к нему, кивая: – Он тоже был грешником. Жадность – ужасный грех.

Позади него послышались шаркающие шаги, и, когда он обернулся, санитарки и врача уже не было. Он слышал удаляющиеся звуки – они бежали по коридору, – а где-то вдалеке раздавался крик.

Брунетти воспользовался их шумным отбытием, чтобы сменить тему:

– А те, остальные? Люди, что были с вашим отцом? Каковы были их грехи?

Прежде чем он придумал, как задрапировать свои вопросы в наряды ее безумия, она обратила на него озадаченные, вопрошающие глаза:

– Что?… Какие остальные?

Брунетти понял – это замешательство свидетельствует о ее невиновности.

– А этот маленький человек – да Пре? Что он сделал, синьорина? Он угрожал вам?

– Он просил денег. Я сказала ему, что лишь выполняла Божью волю, а он сказал, что Бога нет и воли тоже нет. Он богохульствовал. Насмехался над Господом.

– Вы сказали святому отцу?

– Святой отец – святой! – заявила она.

– Он действительно Божий человек, – согласился Брунетти. – А он вам говорил, что надо сделать?

Она кивнула:

– Он сообщил мне Божью волю, и я поспешила ее исполнить. Грех и грешники должны быть уничтожены.

– А он… – начал Брунетти. Тут в палату вломились три ординатора и врач, все наполнилось шумом и криками, – теперь она потеряна для него.