Волшебный дневник

Я вскарабкалась на крышу бассейна, где все еще лежала побитая ветром старая лестница. Это я положила ее туда во время одной из своих вечерних отлучек. Теперь бассейн был накрыт синим брезентом, а наши шесть шезлонгов с розовыми подушками стояли под окном, видимо, в ожидании меня и моих утренних заплывов. На одном из шезлонгов лежал спущенный спасательный круг. Я привезла его из Марбейи. Розовый фламинго. Мальчик, с которым я целовалась прошлым летом, Мануэль, подарил его мне, а я привезла его домой. Теперь фламинго лежал брошенный и никому не нужный. Символ забытого поцелуя.

Оказавшись на крыше бассейна, я по лестнице залезла на балкон моей спальни. Балконную дверь никто никогда не запирал. Она казалась слишком высокой и недоступной для взломщика. У меня уже немного кружилась голова, когда я наконец-то шагнула на балкон. На побережье было заметно холоднее. У моря своя погода. Ветер прогнал июльскую жару и принес с моря запах соли и водорослей. А я загляделась на пляж, вспоминая шестнадцать летних месяцев, когда все дни я проводила с мамой и папой, а ночи — с друзьями. Не знаю, сколько времени я простояла так, наблюдая за воображаемым семейством, которое выписывало свои имена на песке, за маленькой девочкой, которая закапывала своего папу в песок, пока не вспомнила об оставленном за воротами Маркусе.

Едва я открыла балконную дверь, от страха не осталось и следа. Я помчалась внутрь, надеясь, что код остался прежним. К счастью, так оно и было. Разве бывшие владельцы, если они в своем уме, будут врываться в ставший чужим дом?

Первая попытка оказалась неудачной, до того у меня дрожали пальцы, но я быстро вспомнила, что нужно делать, и выключила сирену. Сделав пару глубоких вдохов, подождала, когда звон утихнет в ушах, и нажала на кнопку, отворяющую ворота, после чего побежала вниз и открыла парадную дверь. В ожидании Маркуса я побродила по дому, пробежала пальцами по всем вещам, которые оказались довольно пыльными. Потом услышала голос Маркуса у себя за спиной и эхо, повторившее его слова. В изумлении он присвистнул.

Я отправилась в кухню и мысленно увидела наши семейные обеды за столом, торопливые завтраки у стойки, рождественские обеды, шумные вечеринки, дни рождения, встречи Нового года. Вспомнила наши стычки, мамы и папы, мои с папой. Вспомнила, как мы танцевали. Как на какой-то вечеринке я танцевала с папой все танцы подряд. Вспомнила папину шутку, довольно длинную историю, которую он рассказывал гостям и которую я не понимала, но очень любила слушать. Он оживлялся, ему нравилось привлекать к себе внимание в компании избранных друзей. От выпитого вина у него розовели щеки, голубые глаза сияли, однако свою историю он рассказывал, гладко и уверенно добираясь до финала в жажде увидеть, как все покатятся от хохота. Помню я и маму, собиравшую подруг на девичник, как они все лепились друг к дружке, эти элегантные дамы в непременно дорогих туфлях, все с тонкими лодыжками, загорелой кожей и ухоженными волосами.

Отвернувшись, я будто воочию увидела, как папа с сигарой в руке идет мимо меня и подмигивает, направляясь в ту единственную комнату, в которой мама разрешила ему курить. Я последовала за ним. Стала смотреть, как он входит и здоровается с приятелями. Все развеселились, когда папа открыл бутылку своего лучшего бренди, и расселись в ожидании приятной беседы или игры в снукер. Оглядывая пустые стены, я вспоминала папины фотографии. Его достижения, его звания, его спортивные трофеи, семейные фотографии. Я увидела себя, заплаканную, в свой первый школьный день, себя у него на плече в Диснейпарке, одетую в майку Микки-Мауса, с волосами, заплетенными в косички, с глупой улыбкой, открывавшей щербатый рот. Я пошла в другую комнату. Папа с друзьями на лыжах в Аспене. Еще одна фотография. На ней папа играет в гольф с самим Падраигом Харрингтоном во время благотворительного турнира.

В комнате, где у нас прежде стоял телевизор, я увидела папу в его любимом кресле. Подогнув под себя ноги и обхватив их руками, мама сидела в противоположном углу, и они вместе хохотали над каким-то комедийным шоу. Потом он оглянулся на меня, и мы подмигнули друг другу. Папа встал с кресла, и я пошла за ним. Мы направились к парадному входу, миновали Маркуса, который не сводил с меня взгляда, потом папа прошел сквозь закрытую дверь своего кабинета. Он исчез. А я осталась, потому что не могла пойти за ним.

Скандал. Это был ужасный скандал. Я хлопнула дверью прямо перед его носом и побежала наверх. Надо было сказать, что я его люблю. Надо было извиниться и обнять его.