Чужая маска

– Да, – горячо сказала она, послушно идя рядом с ним.

Как хорошо, что Виктор Федорович ее понял! Она не сомневалась, что он поймет. И не сомневалась, что он обязательно найдет выход из положения. Ей стало спокойно и уютно. Она вдруг вспомнила, что в детстве очень боялась темноты, и если приходилось идти одной по темным улицам или неосвещенной лестнице, она обмирала от страха и шла на подгибающихся ногах. Зато когда приходила домой, испытывала ни с чем не сравнимое сладостное чувство покоя и защищенности и радость оттого, что опасность на этот раз миновала.

– Вот мы и пришли, – сказал Виктор Федорович, открывая перед ней дверь подъезда. – В этом доме я и живу. Вы ведь никогда не были у меня в гостях.

– А собака? – вдруг вспомнила Наталья.

Виктор Федорович много раз говорил ей, что его кавказская овчарка совершенно не переносит посторонних, бросается на них, лает и даже норовит укусить. «Ущерб колготкам и брюкам гарантирован», – смеялся он.

– Она сейчас на даче, жена ее сегодня увезла, мы же там проведем все праздники…

Глава 17

Если преступники в праздничные дни не могут не совершать преступлений, а работники милиции не могут позволить себе перестать их ловить, то точно так же больные в эти дни не перестают болеть, а беременные – рожать. Поэтому роддом в Чехове представлялся Насте Каменской вполне подходящим местом для работы, куда она и отправилась с самого утра 30 декабря. Вагон электрички был пустым и теплым, она уютно устроилась в уголке с книжкой и от всей души пожалела, когда пришлось выходить. Ехать бы и ехать еще!

Дежурный врач долго не могла взять в толк, зачем Настя приехала и что ей нужно.

– Вы поймите, – нетерпеливо говорила она, – архив в выходные дни не работает. Приезжайте в среду, третьего числа.

– Я не могу в среду, – упрямо твердила Настя. – Мне нужно сейчас. Вызовите, пожалуйста, заведующего архивом, я не займу много времени, я просто пересниму нужные мне документы и уеду.

Они препирались минут пятнадцать, после чего врач все-таки сдалась.

– Вот вам номер телефона, сами с ней объясняйтесь, – буркнула она. – Уж не знаю, сможете ли вы заставить ее прийти сюда.

Задача оказалась действительно непростой, но Настя вовремя сообразила, что есть мощный стимул, который может заставить даже самую сварливую и неуступчивую женщину бросить свои дела и прибежать на работу. Этот стимул – любопытство, особенно если речь идет о чьем-то проступке, а то и преступлении.

– Помните, мы с вами встречались несколько дней назад, – вкрадчиво говорила Настя. – Вы тогда нашли для меня карту почти тридцатилетней давности, и я в ней обнаружила кое-что интересное и непонятное. Но это не телефонный разговор…

Приманка сработала, и уже через полчаса архив роддома был открыт, благо жила завархивом совсем недалеко, что для маленького городка было, в общем-то, делом обычным.

– Вы давно работаете в этом роддоме? – спросила ее Настя.

– Да уж лет двадцать, – кивнула женщина. – В архиве работы немного, правда, и зарплата крошечная, но я всегда подрабатывала. Приду, все бумажки в порядок приведу, журналы заполню, папки подошью – и сижу себе, вяжу. В моих кофтах и платьях полгорода ходит. Особенно малыши, – принялась она охотно рассказывать. – Вы же понимаете, детки так быстро растут, что денег не напасешься им все время новую одежду покупать. А я свяжу, к примеру, костюмчик из голубой шерсти, маленький в нем полгода побегает, потом мамаша моточек серой или белой шерсти прикупит и мне вместе с костюмчиком принесет. Я его распущу, новой шерсти добавлю и быстренько перевяжу на размер побольше. Быстро и дешево. Но вы не думайте, что если я на рабочем месте вязала, так у меня в документах беспорядок. Можете проверить, ни одна бумажка не затерялась.

– Какой срок хранения архивных документов?

– Да бог его знает, – махнула руками архивариус. – Я инструкций-то не читала, зачем они мне? У меня свой порядок, зато всегда все можно найти, если нужно. Я когда пришла сюда в семьдесят пятом году, так все, что до меня скопилось, по листочку перебрала и в папочки подшила, опись сделала. Здесь ведь до того момента архивариуса лет десять не было, а то и больше. То есть номинально-то он был, числился на должности, но пьющий был – ужас! Ничего не делал, все запустил, учета никакого. А выгнать не могли – участник войны, инвалид, вся грудь в медалях. Попробуй тронь такого – сразу и райком партии, и совет ветеранов за него заступаться начинали.