Чужая маска

«Режим» был объявлен два дня назад, в пятницу, и сегодня пришла Настина очередь сидеть на Петровке. Прогулка с генералом Заточным, естественно, не состоялась, и Настя испытывала одновременно и облегчение оттого, что не нужно ничего выпытывать у Ивана Алексеевича, и некоторую неловкость, потому что не помогла Стасову. Она не понимала, отчего Владислав так беспокоится, обращение осужденных к правозащитникам не было из ряда вон выходящим делом, это практиковалось достаточно широко и имело достаточно веские причины. Во-первых, действительно имели место случаи неправильного осуждения, судебные и следственные ошибки, недоразумения и прямые злоупотребления. Во-вторых, многие осужденные рассчитывали на «эффект действия»: раз защищается, значит, невиновен. Был бы виновен, разве стал бы обращаться к правозащитнику? Ну и в-третьих, процесс собственной реабилитации был каким-никаким, а развлечением. Переписка с правозащитником, может быть, даже приезды его в колонию, какое-то движение, разговоры – все это вносит разнообразие в тяжкую, беспросветную жизнь в зоне. Настя знала множество случаев, когда адвокаты с ног до головы виновных убийц и насильников, отбывающих наказание, отрабатывали свои гонорары, пытаясь доказать их невиновность и совершенно точно зная, что их подзащитный действительно совершил преступление. И адвокат при деле, и осужденному приятно. Когда-то давно Настя вывела для себя закон, который назвала законом «тотальности психологического феномена». Если в человеке есть некая особенность психики или особенность мышления, она обязательно проявляется в самых разных ситуациях. Истина сама по себе звучала весьма банально и удивить никого не могла, но дело было в том, что об истине этой многие почему-то забывали и пользоваться законом пренебрегали. Когда человек совершает преступление, он в подавляющем большинстве случаев рассчитывает на то, что его не поймают. А если попроще – он заранее считает себя умнее сотрудников правоохранительных органов. Очень маленькая и очень специфическая группка людей, совершающих преступления, не рассчитывает избежать наказания и внутренне готова его понести, но подавляющее большинство все-таки уверены в своей ловкости, хитрости, везучести и безнаказанности. Попав в зону, такой человек не меняется, да и с чего бы ему меняться? Тот факт, что его поймали, разоблачили и осудили, совершенно, по его разумению, не свидетельствует о том, что он просчитался в оценке собственного интеллекта и в оценке способностей работников милиции и прокуратуры. Дело-то, как он полагает, вовсе не в том, что он на самом деле дурак и сволочь, а в том, что произошел несчастный случай, казус, короче, не повезло ему. Но в следующий раз повезет непременно. И наказание он теперь отбывает не потому, что милиция все-таки что-то умеет и может, а потому, что ей случайно выпала удача его зацепить, но больше такой удачи ей никогда не будет. В общем-то, все было понятным, человек, чтобы сохранить психическое равновесие, не должен разочаровываться сам в себе, он должен себя любить и уважать, а если он начнет говорить сам себе, что, оказывается, он намного глупее, примитивнее и хуже, чем думал, и вообще он никуда не годится и совсем пропащий, никчемный и недостойный, то тут уж недалеко и до психического саморазрушения. Человеческая психика зорко стоит на страже, она вырабатывает множество всяких механизмов и хитростей, позволяющих человеку защищаться от того, что ему неприятно.

И что же из такого положения вытекает? Ну конечно же, стойкая уверенность в том, что если уж не повезло с осуждением, то с реабилитацией повезет непременно. Не может же судьба кинуть подлянку два раза подряд? Не может. Судьи – дураки, прокуроры – сволочи и идиоты, менты – пьяницы и взяточники, и быть того не может, чтобы ловкий и умный адвокат не добился пересмотра дела, нового слушания и оправдания. Мало ли что я виноват, а сидеть я все равно не хочу. Вон их сколько по улицам ходит, не пойманных и не разоблаченных, нар не нюхавших. Почему они не сидят, а я должен? И я не буду.

Настя была уверена, что дело Досюкова именно из этой категории. Разумеется, правозащитник будет недоволен тем, что нанятый им частный детектив не находит того, что нужно для оправдания Досюкова, начнет фыркать, ныть, зудеть, скандалить и говорить гадости. Станет громко сомневаться в профессиональной пригодности Стасова, будет требовать, чтобы тот сделал то-то и то-то и не делал того-то и того-то, будет брызгать слюной и топать ногами. Может быть, будет соблазнять большими деньгами и намекать на фальсификацию. Но все это можно пережить. В конце концов, за те двадцать лет, что Стасов проработал в милиции, он все это имел в избытке и в весьма затейливых и разнообразных формах от собственных многочисленных начальников и различных заинтересованных лиц, так что ему не привыкать. Хорошо бы, конечно, отказаться от контракта с Поташовым, но ведь Иван… Черт его знает. Наверное, действительно Насте нужно поговорить с Заточным.