Чужая маска

– Понятно. А вы точно уверены, что мужчина, который вышел из машины, и мужчина, которого вы потом увидели в освещенном холле, это один и тот же человек?

– Ну а как же? – удивился Владимир Петрович. – Во-первых, куртка точно такая же, и без головного убора, и «дворники» с зеркалом. И сигарета во рту. Но вы знаете, Владислав Николаевич, следователь мне этот вопрос тоже задавал, и адвокат на суде к этому прицепился. Так что не вы первый.

– И к какому же выводу они пришли?

– Они сказали, что вопрос об идентичности этих двух мужчин ставиться не должен. Речь должна идти только о том, что я запомнил и сумел опознать мужчину, которого видел в холле.

– Хорошо, давайте поговорим об этом поподробнее. Почему вы обратились в милицию спустя два дня после этого?

– Потому что в передаче «Петровка, 38» показали, как его ведут в наручниках, и сообщили, что он арестован по подозрению в убийстве, совершенном в ночь с первого на второе декабря. Я и вспомнил, что видел его в ту ночь. Честно признаться, я в милицию пошел не для того, чтобы стать свидетелем обвинения, а совсем наоборот. Хоть я его видел-то совсем недолго, но он мне не показался уголовником или там бандитом каким-то, и я подумал, что, может быть, мои показания помогут ему оправдаться. А вдруг он как раз в момент убийства был там, где я его видел, и теперь не может этого доказать, потому что думает, что никаких свидетелей нет. В общем, помочь хотел, а вышло наоборот. Получилось, что я его видел как раз тогда, когда он после убийства домой вернулся.

– И когда вы увидели его по телевизору, вы сразу его узнали?

– У меня зрительная память отменная. Я фамилию могу забыть или даже имя, ни одного телефона наизусть не помню, но лица запоминаю на долгие годы. Вы постройте сейчас передо мной десять тысяч женщин, я вам безошибочно отберу тех, у кого детишек принимал. Ни одной не пропущу, можете быть уверены.

– Он был одет так же, как и тогда, ночью?

– Нет, при аресте на нем было темно-серое пальто и меховая шапка.

– И вы даже в другой одежде его узнали?

– Я же вам сказал, я смотрел не на одежду, а на лицо.

– Давайте еще раз вернемся к той ночи. Вот вы подходите к большому окну и видите ярко освещенный холл. Можете схему холла нарисовать?

– Пожалуйста, – пожал плечами Пригарин, взял чистый лист бумаги и ручку и принялся чертить план. – Вот здесь вход в подъезд, здесь, слева, окно, по правой и левой стенам висят почтовые ящики, синие такие, железные. Дальше, вот здесь, в левой стороне, дверь и ход на лестницу, а прямо – ступеньки, ведущие к лифтам.

– Покажите, где стоял мужчина, – попросил Стасов.

– Вот здесь. – Пригарин поставил на схеме крестик.

«Все верно, – подумал Стасов. – Досюков жил в двести семнадцатой квартире, и его почтовый ящик находился как раз на левой стенке, рядом с подоконником. Он положил на подоконник стеклоочистители, зеркало и приемник, докуривал сигарету и одновременно искал ключи в кармане. Все это похоже на правду и совсем не похоже на выдумку».

– Вы не могли бы показать мне наглядно, как именно стоял мужчина, как он курил и искал ключи?

Владимир Петрович послушно поднялся из-за стола, сунул одну руку в карман брюк, другую поднес к лицу, соединив подушечки большого и указательного пальцев.

– Вот так он затянулся в последний раз, потом сигарету щелчком в угол отправил, сплюнул и пошел к лифту.

– Вы точно это помните? – настороженно спросил Стасов. – Именно щелчком отбросил окурок и сплюнул?

– Именно так.

– Что ж, спасибо вам, Владимир Петрович. Не обессудьте, если придется еще разок вас побеспокоить.

– Ну что вы, какое беспокойство, – добродушно откликнулся Пригарин. – Приходите, буду рад помочь.

* * *

Интересно, где же это всеми уважаемый молодой бизнесмен Евгений Досюков успел нахвататься тюремных жестов, размышлял Стасов, возвращаясь домой после разговора с Пригариным. Неужели сиживать приходилось? Да нет, вряд ли. Наталья говорила, что Досюков в зоне усиленного режима, то есть там, где отбывают наказание лица, впервые осужденные за тяжкие преступления. Если бы это была вторая ходка, он бы загремел на строгий режим. И в приговоре об уголовном прошлом ни слова не сказано, а ведь, если была судимость, они обязаны были бы это отразить. Надо просить, чтобы взяли в архиве дело, самому Стасову его никто не даст.

Но откуда же этот чисто тюремный жест? Срок, может, и не мотал, а в камере сиживал в качестве задержанного, подозреваемого, обвиняемого и даже, может быть, подсудимого? В уголовном деле должны быть материалы проверки.