Я умер вчера

– И какое же? – с интересом спросила Татьяна. Эта женщина с каждой минутой нравилась ей все больше и больше.

– Надо с младенчества приучать ребенка к тому, что есть слово «можно» и есть слово «нельзя». И эти слова – святые. Сказано, что можно играть и шуметь, – играйте сколько влезет, бегайте где хотите, я вам слова не скажу. Но если я сказала «нельзя», значит, все, никаких поблажек и исключений. Если нельзя садиться за стол с немытыми руками, то всем нельзя, и их родителям, и бабушкам с дедушками, и мне, прабабке. Как только ребенок хоть один раз увидит, что всем нельзя, а кому-то можно, – всё, считай, дело пропало. Больше он ни одного твоего слова не усвоит.

Попрощавшись с Полиной Петровной, Татьяна двинулась в сторону метро, обдумывая то, что произошло. Ключи Пашковой она узнала сразу, ей даже не нужно было подходить к ее квартире и проверять, подойдут ли они к замку. Ключи были очень приметные: у Пашковой стояли две стальные двери с сейфовыми замками итальянского производства. И обе они были заперты, когда по вызову соседей приехала милиция. Точнее, не заперты на четыре оборота ключа, а просто захлопнуты. Убийце не нужны были ключи, чтобы закрыть за собой двери. Но они были нужны, чтобы войти в квартиру.

Нет, что-то не так… Убийца каким-то хитрым способом умудряется сделать копии с ключей Пашковой, чтобы беспрепятственно проникнуть в квартиру с целью совершения убийства хозяйки. Или с целью совершения кражи, например, которая ввиду непредвиденного присутствия Инессы дома превратилась в разбойное нападение и убийство. Допустим. Будет ли в таком случае преступник вешать эти ключи на кольцо с брелоком? Не будет. Это полная глупость.

Другой вариант. Преступник проникает в квартиру, истязает и пытает хозяйку, а уходя, прихватывает с собой второй комплект хозяйских ключей, которые выбрасывает, едва выйдя из подъезда. А зачем он вообще их брал? Тоже глупость.

Третий вариант. У преступника не было ключей, Пашкова сама впустила его в квартиру. Далее – как в варианте номер два. Забирает вторые ключи и выбрасывает их. Но зачем? Зачем?

То, что ключи именно вторые, а не первые, сомнений не вызывает, потому что точно такой же комплект из двух ключей от сейфовых замков на кольце с брелоком лежал в прихожей на полочке рядом с входной дверью. Разница была только в том, что брелок был другим и в комплекте Пашковой наличествовал ключик от почтового ящика. Так что первым, основным комплектом был именно тот, который обнаружили в квартире. Там же, на полочке, лежали ключи от машины Инессы и от гаража, стало быть, это было место привычного хранения ключей, которыми Пашкова пользовалась постоянно.

Что же за хитрость такая с этими вторыми ключами? Кто их взял и зачем выбросил?

Глава 16

Нет, все-таки жизнь прекрасна! Черт возьми, она прекрасна и удивительна! Особенно когда знаешь, что не придется через минуту умереть. Я даже к Вике стал относиться более терпимо. Она, кажется, воспряла духом, поняв, что можно получить желаемое, не пачкая руки в крови. Во всяком случае, теперь она ведет себя со мной куда более дружелюбно и уже не повторяет через каждые пять минут, что я сошел с ума.

– Где ты будешь жить? – спрашивает она меня ежедневно, как будто я могу дать не тот ответ, что давал накануне.

– Не беспокойся обо мне, на улице я не останусь, – отвечаю я всякий раз одно и то же.

– Ты переедешь к ней? – спрашивает она снова, подразумевая выдуманную мною женщину, которая ждет от меня ребенка и ради которой я развелся.

– Возможно, – уклончиво говорю я.

– И ты твердо решил все оставить мне и не делить имущество?

– Да, да, да! Сколько раз нужно повторять одно и то же, чтобы ты наконец это усвоила!

– Некрасиво, наверное, садиться на шею женщине, жить на ее площади и тратить ее деньги, – задумчиво произносит Вика.

Это выводит меня из себя. А ее хахаль, интересно, как собирается поступить? Красиво, что ли? Чем он отличается от меня, хотел бы я знать? Тоже хочет переехать на Викину (и мою заодно) жилплощадь, ездить на ее (и, между прочим, моей) машине и тратить деньги, которые я заработал за последние два года. Так что же она из себя строит образец нравственности!

Но вспыхиваю я только в душе, и негодование тут же гаснет под прохладными струями радости оттого, что я жив и в ближайшее время не умру. Я так счастлив, что готов всем прощать. И в душе благодарен Вике за то, что она не спрашивает: когда же я съеду с квартиры и предоставлю ей свободу трахаться со своим сельским Ромео. Она проявляет чудеса деликатности и ни единым словом, ни единым жестом не дает мне понять, что ей не терпится от меня освободиться. Съезжать мне пока некуда, Лутов сказал, что принять меня в центр они смогут только тогда, когда я закончу все дела с опекунством и уйду из телепрограммы. Вике я наплел что-то невнятное насчет временных трудностей, дескать, сейчас у моей возлюбленной гостят многочисленные родственники, и мне там просто нет места. Вика приняла это как должное, молча кивнула и больше вопросов не задавала. Более того, она продолжала готовить мне еду и мыть посуду, покорная и покладистая, как Золушка. Еще бы, чуть не угробила меня из-за своей неземной страсти, теперь, наверное, мучается угрызениями совести. Ничего, пусть помучается. Я свое отмучился, теперь ее очередь.