Седьмой уровень

Нет. Он, очевидно, тоже боялся профессора.

— Врач?

— Да, — кивнул Сакаки, вытирая ладонью лоб. — Прости, что напугали тебя. Больше такого не повторится.

— Он тоже врач?

— Да.

— Что значит — «если произойдет осечка»?

Сакаки не ответил.

— Кто такая Мидори?

— Моя жена, — сказал Сакаки, отводя глаза. — А профессор… профессор Мурасита — мой тесть.

Он взялся за ручку двери.

— Спокойной ночи. Честное слово, тебе не о чем беспокоиться.

Мисао не поверила. Широко раскрытыми глазами она смотрела на доктора Сакаки. Точно собравшись с духом, он повернулся к ней, вновь подошел к кровати, положил руку поверх одеяла и быстро зашептал:

— Верь мне. Я на твоей стороне. Потерпи здесь совсем немного, всего несколько дней.

Не дожидаясь ответа, он вышел.

Оставшись в темноте, Мисао замотала головой.

Не хочу! Не хочу! Не хочу здесь находиться!

Под воздействием снотворного, поле зрения начало сужаться, голова закружилась. Нет, нельзя засыпать!

Спустившись с кровати, схватив сумку, открыв ключом дверь, вышла из палаты. Двинулась крадучись по коридору, белеющему в темноте. Несколько раз по пути, пошатнувшись, вынуждена была опереться рукой о стену.

Спустилась в лифте на нижний этаж. Никого. Босым ногам было холодно на линолеуме. Белые стены медленно вращались.

Не зная планировки, она хваталась за все, что попадалось под руку — двери, окна. Но все было заперто. Наружу не выйти.

Она вся вспотела, по щекам текли слезы. Схватившись руками за воротник пижамы, она смотрела по сторонам. Что делать? Как быть?

Закружилась голова, ноги подкосились. Присев, оперлась руками о пол.

Телефон. Позвонить по телефону. Позвать на помощь. Сообщить, где я нахожусь.

Дверь приемной была заперта. Она стала продвигаться ползком в сторону регистратуры. Дверь оказалась открытой, но она никак не могла нашарить выключатель. Как тонущий, ищущий, за что ухватиться, она махала руками, пока не ударилась об угол стола. От резкой боли на мгновение прояснилось сознание. На столе — телефонный аппарат.

Спасите! Спасите! Это все, о чем она могла думать. Но кому? Кому?

Почти бессознательно набрала домашний номер Сингёдзи. Когда послышались длинные гудки, потолок закружился, она упала на пол.

Голос Эцуко. В каком-то полусне Мисао отчаянно взмолилась о помощи:

— Госпожа Сингёдзи — спасите!

Эцуко отозвалась. Это ее голос. Но Мисао уже не могла говорить. Последнее, что она помнила — в комнате зажегся свет, приблизились ноги в тапочках, из рук вырвали трубку. И крик медсестры:

— Наглая девка!..

И вот теперь Мисао полностью изолирована в палате. Ключ отобрали. Бежать невозможно. Доктор Сакаки не показывается, наверняка обнаружилось, что это он передал ей ключ. Что если и его профессор Мурасита посадил под арест?..

Медсестра приходит только для того, чтобы сделать очередную инъекцию. Всегда одна. Поскольку она вкалывает новую дозу прежде, чем успело закончиться действие старой, Мисао постоянно пребывает в состоянии полузабытья, точно пьяная. Даже в минуты наибольшей ясности ей приходится собирать все силы, чтобы добраться до туалета. Она утратила всякую способность сопротивляться. Чувство времени потеряно.

Кое-как спустившись с кровати, она, борясь с головокружением, выглянула в окно. Но непослушные, онемевшие пальцы не могли толком раздвинуть жалюзи. Они вновь и вновь плотно захлопывались. Как затвор фотоаппарата.

Наконец удалось взглянуть через узкую щелочку. Ей показалось, что кто-то был внизу, на автостоянке. Но даже если бы она закричала, ее бы не услышали, к тому же ноги уже не держали.

Остается, прижавшись головой к подушке, смотреть не отрываясь на часы, утешаясь тем, что время все-таки не стоит на месте. Продолжается действие укола, сделанного почти два часа назад. День проходит. Но какой? Сколько дней прошло с тех пор, как сделали первый укол? Один? Два?

Хочется спать. Невыносимо хочется спать. Если уснуть, можно ни о чем не думать…

И вдруг послышался стук в дверь.

Тихий, точно приглушенный. Не кулаком, скорее всего — ладонью. Едва стук умолк, под дверью мелькнул свет фонарика.

Мисао слышала, видела, но не могла пошевелиться. Дрожь била так, что стало трудно дышать, но тело оставалось вялым, оцепеневшим.

Под дверью что-то проскользнуло с легким шелестом.