Убийца поневоле

– Слушай, чего ты ее все Анастасией Павловной называешь? Она же не чужая тебе, она моя сестра.

– Ты что?! – Даша даже поперхнулась от такого кощунства. – Она такая… Да она почти лучше всех на свете. У меня язык не повернется ее по имени называть.

– Что значит: почти лучше всех? – подозрительно приподнял голову Александр. – Я что-то не понял это «почти». Тебе в ней что-то не нравится?

– Да нет же, Санечка. Лучше всех на свете – ты. А Анастасия Павловна – следующая. Хочешь, я тебе чай принесу?

– Принеси, – благодарно ответил Саша, не переставая удивляться своей слепоте и своему счастью.

Уже уходя, он обнял Дашу и нерешительно спросил:

– Даня, ты подождешь, пока я разберусь со своими семейными делами? Я обещаю, что не буду затягивать. Только ты подожди. Не бросай меня.

– Конечно, я подожду, – с улыбкой ответила она. – Занимайся ими столько, сколько нужно. Я никуда не тороплюсь.

2

В зале стоял ровный негромкий гул, как всегда во время мероприятий по служебной подготовке. Никто толком никого не слушал, все отсиживали повинность, стараясь извлечь из нее максимум пользы и пообщаться с приятелями, почитать, набросать давно ждущий своей очереди документ или просто подумать.

Настя сидела в заднем ряду и шепотом обсуждала со своим коллегой Юрой Коротковым перипетии его затянувшегося романа, который длился уже больше двух лет, что было для любвеобильного Юры просто-таки олимпийским рекордом.

– Ее муж скандалит, потому что она отказывается ездить на дачу, – трагическим шепотом сообщил Коротков.

– А почему она отказывается? Пусть бы ездила.

– Она не хочет. Два часа на электричке, потом еще почти час пешком, воды нет, света нет. На хрена ей такое счастье?

– Зачем же она дачу покупала, если ездить не хочет?

– Это не она, это муж покупал. А теперь заставляет ее ездить.

– Я этого не понимаю, – сказала Настя.

– Чего ты не понимаешь?

– Не понимаю, как взрослую женщину можно заставить что-то делать, если она этого не хочет. Она не хотела покупать дачу, стало быть, имеет право не хотеть ездить. Послала бы своего мужа подальше, и все.

– Легко тебе говорить, ты всегда была независимой, – вздохнул Коротков. – Вот была бы ты замужем, знала бы, каково это – мужа посылать. Не так это просто. Особенно когда знаешь, что виновата, что грешки есть.

– Тогда пусть не жалуется, – шепотом отрезала Настя. – Или крутить роман, или не ездить на дачу. Одно из двух. Давай послушаем, сейчас Мурашов нам мозги прочищать будет.

На трибуну поднялся Анатолий Николаевич Мурашов, один из помощников начальника управления. Его коньком была дисциплина, и он не упускал ни одной возможности поговорить об этом перед публикой.

– Пора уже нахмурить брови и спросить у наших товарищей из отдела по работе с личным составом, почему логика зашла в тупик!

Зал оживился. Полковник Мурашов был известен на все управление своими нестандартными речевыми оборотами. Он был славным человеком и искренне болел за дело, но с русским языком у него были явные трудности. Самое забавное, что сам он этого не ощущал, полагая себя необыкновенно красноречивым, и все его перлы были не случайными ляпами, а результатом предварительной подготовки и продумывания своих речей.

– …Мы в пятницу решили комиссионно проверить спортзал. То, что мы там увидели, не поддается никакому анализу и ужасу…

Настя прыснула. «Бокра бы сюда, – подумала она. – Вот уж развлекся бы».

С воспоминания о Бокре она плавно съехала на мысли о Владимире Вакаре, погрузившись в нерадостные размышления о том, как же ей доказать, что Костю Малушкина убил Ерохин, если упрямый генерал все-таки откажется давать показания. И как ей уберечь Вакара от совершения еще одного убийства…

– Я смотрю, на служебную подготовку люди приходят в гражданской одежде. Это непорядок, товарищи. Ходить без формы имеют право только беременные или у кого нога, например, в гипсе. Я еще раз настаиваю, что на служебную подготовку без формы могут только беременные и сломанные…

– Юра, – обратилась Настя к Короткову, – а ты нахмурь брови и спроси у своей Людмилы, почему у нее логика зашла в тупик.

– В каком смысле?

– А пусть скажет мужу, что она беременная или сломанная, и откажется ездить с ним на дачу.

– Да ну тебя, Аська, вечно у тебя хиханьки да хаханьки.