Городской тариф

- Федор Иванович… Ну не тяните вы из меня душу! Самому тошно.

- Так и мне, сынок, тошно, ведь человек погиб. А разбираться придется.

Павел смотрел на муху, неторопливо ползающую по кромке чашки, на дне которой уже подсохло коричневое кольцо от давно выпитого чая, и молчал. Давыдов его не торопил. А куда спешить-то? Были у Милены Погодиной какие-то «левые» денежки, были. Вот из-за них ее и убили.

- В общем… - начал Седов.

И снова умолк. Давыдов смотрел на него ласково и участливо, не подгонял. Просто ждал.

- Еще до того, как я познакомился с Миленой, у нее был мужчина… ну, любовник. Очень богатый. Подозреваю, что из криминальной среды. Она ведь приехала в Москву в девяносто восьмом, а встретились мы с ней только через три года. Как она жила эти три года - я не знаю. Вернее, знаю, но только с ее слов. И про мужика этого я знаю с ее слов. Его убили. Застрелили. Не то заказ был, не то разборка, не знаю толком ничего.

- Чего ж ты не выяснил? - удивился Давыдов. - Ты ж не мальчик с улицы, ты в органах служишь, тебе сподручно.

- Мила его имени не называла. Я сколько раз спрашивал - не отвечала, а мне ссориться из-за этого не хотелось. Да и потом, она сказала, что убили его где-то не то на Кипре, не то в Греции. Так что выяснить ничего невозможно. Но не в этом дело. После его смерти Мила нашла в его доме тайник с деньгами. И записку, адресованную ей самой. Дескать, если со мной что случится, бери эти деньги, они - твои. Она и взяла.

- А дом? - живо заинтересовался Давыдов.

- А что - дом? Дом не ее, оформлен на какую-то фирму. Она вещи собрала и сразу же съехала, квартиру сняла.

- Сняла? - переспросил Федор Иванович. - А чего сняла, а не купила?

- Она собиралась купить, но надо же где-то жить, пока подыщешь то, что нужно. Вот пока она ее искала, мы и познакомились.

- Ну а квартира-то, квартира? - следователь демонстрировал неугасающий интерес к жилищным вопросам. - Купила она квартиру?

- Конечно. В ней мы и живем. Жили…

- Значит, у тебя собственного жилья нет, так я понимаю?

- Да почему же? Есть. Моя квартира, однокомнатная. Стоит себе.

- А эта, в которой ты живешь, стало быть, на нее оформлена, на Милену?

- Ну да. Это ее собственность.

- Ладно, понятно. А денег-то много было у этого ее любовника?

- Федор Иванович… Может быть, вам трудно это понять, но мне такие расспросы не очень-то приятны, - зло проговорил Седов

- А чего ж тут неприятного-то?

На лице у следователя было написано искреннее удивление. Ну в самом деле, что неприятного может быть в том, что люди улучшают свои жилищные условия? Радоваться надо. А ему, вишь, неприятно. Эва.

- Мне неприятно, что женщина, которую я любил и с которой жил, решала свои проблемы на деньги бывшего любовника. Это вам понятно? Мне неприятно, что я ничем не мог ей в этом помочь. Мне неприятно, что я жил в квартире, купленной на деньги, которые он дал Милене за то, что она с ним спала, и ремонт в этой квартире сделан на эти же деньги, и мебель вся на них куплена, и лечилась за границей Милена тоже на них, и брата своего лечила, и родителям квартиру купила. И даже мне машину. И все на эти деньги. Я вам больше скажу: она не только от бесплодия лечилась в Швейцарии, она еще и зубы в Англии делала. Помните, я вам рассказывал, что ей первый муж шесть зубов выбил?

- Помню, помню, - с готовностью закивал Федор Иванович. - Ну и как, много от тех денег осталось-то? Или все порастратили?

- Не знаю, - Павел устало откинулся на спинку стула. - Я не считал возможным спрашивать у Милены такие вещи. Для меня это унизительно, неужели вы не понимаете? Она ведь даже меня лечила в Германии.

- Тебя? А у тебя что за болезнь, сынок? Тяжелая?

- Да нет, позвоночник что-то… Я бы перетерпел, но Милена узнала у врачей, что если сейчас не сделать операцию, то лет через десять-пятнадцать я превращусь в инвалида, вот и уговорила меня. А что я должен был на работе говорить? Ведь такое не скроешь. Ни операцию на позвоночнике, ни квартиру с ремонтом, ни дорогую машину. Ну и говорил, что Мила в крупной фирме большие деньги зарабатывает. Никто же проверять не станет. А на самом деле я жил на деньги ее хахаля, на деньги, которые она в постели заработала, и сам себя за это презирал.

- Ну ладно, ладно, сынок, ты не отчаивайся так, - принялся утешать его следователь. - Ничего плохого ты не сделал, не украл, не обманул. Ну, соврал чуток товарищам по работе, так кто из нас этого не делает? Ты мне вот что скажи: ее родители могли знать эту вот ее историю с любовником? Я к чему спрашиваю-то: может, она им имя называла, тогда нам легче будет, мы его связи поднимем да прошерстим, агентуру задействуем, ну, сам знаешь. Может, эти деньги-то были спорные или, не приведи господь, общаковые, Мила-то их растратила, а теперь за них спрос пришел. За это ее и убили. А?