Городской тариф

Он не любил ездить с этим водителем, молчаливым и надменным, но служба охраны загородной резиденции не позволяла посетителям приезжать со своими водителями. Незачем посторонним людям знать этот адрес, этот дом и маршрут проезда. Если посетитель, которому разрешен визит, сам за рулем - пожалуйста, а если нет, то за ним высылали машину со «своим» водителем, проверенным вдоль и поперек, и потом отвозили назад.

И еще Ионову не нравилась эта манера назначать деловые встречи поздним вечером, а иногда и ночью. Нет, он все понимает, высокий государственный муж занят настолько, что другого времени для разговора у него не найдется, но все это здорово попахивало «теми» временами, когда самые важные политические вопросы решались в ночной тиши кабинетов за тщательно закрытыми дверьми и зашторенными окнами. Простые люди спокойно спят в своих постелях, а руководство страны не дремлет и вершит судьбы, без сна и отдыха, не щадя живота своего. Сталинщина какая-то, право слово.

И Рублевку, по которой они ехали, Евгений Леонардович тоже не любил, ибо живущие здесь люди олицетворяли собой, на его взгляд, неправильное отношение к деньгам. Он твердо полагал, что деньги должны быть функциональны, как часы. Ему абсолютно непонятно, почему часы должны стоить десятки тысяч долларов, если точность хода остается той же, что и в часах за тысячу рублей. Зачем нужны корпуса и браслеты из платины, зачем украшать их бриллиантами, зачем платить за громкое имя производителя, если часы должны всего-навсего правильно показывать время? То же и с деньгами. Зачем, например, ставить в доме мраморный камин? Камин - это понятно, это живой огонь и тепло в любое время года, независимо от отопительного сезона и наличия электричества, и Ионов сам не отказался бы иметь его в своей квартире, но разве огонь станет живее, а воздух теплее оттого, что камин из мрамора, а не из более дешевого материала? Или взять бассейны тоже понятно, не каждому хочется плескаться в муниципальном бассейне или в оздоровительном центре, куда люди приходят с купленными или выписанными «не глядя» медицинскими справками, и какой только заразы там не нахватаешься. Свой бассейн куда лучше, и плаваешь ты в нем когда хочешь, и идти никуда не надо. Против собственно бассейнов Ионов ничего не имел и даже приветствовал, но вколачивать немыслимые деньги в то, чтобы выложить его самой дорогой плиткой, - этого он постичь не мог. Он не понимал, каким образом удовольствие и польза от плавания связаны с ценой отделочных материалов. Здесь, на Рублевке, по мнению Ионова, деньги утрачивали функциональность и изначальный смысл, и это раздражало.

На контрольно-пропускном пункте у Ионова проверили документы, и только после этого кованые въездные ворота плавно распахнулись. Хозяин резиденции проявил уважение - ждал гостя на высоком крыльце.

Евгений Леонардович выпрямил спину и постарался подняться по ступенькам легко, не касаясь перил.

- Рад вас видеть, Евгений Леонардович, - хозяин протянул ему руку и крепко пожал. - Как доехали?

- Добрый вечер, Владимир Игнатьевич. Доехал отлично, вы же знаете своих водителей. Комфорт и безопасность.

Они вошли в дом и сразу направились в кабинет.

- Ужин? - на ходу обернувшись, спросил Владимир Игнатьевич.

- Нет, благодарю, я не голоден.

- Тогда чаю?

- С удовольствием.

В кабинете Ионов сразу занял свое привычное место, не в кресле, стоящем у письменного стола, а на мягком кожаном диване, рядом с широким низким столиком. Он здесь не проситель, он - уважаемый гость, и так повелось с самого начала, еще с тех времен, когда у этой резиденции был совсем другой хозяин.

- Время позднее, Владимир Игнатьевич, поэтому я перейду сразу к делу. В моем возрасте уже трудно не спать допоздна.

Ионов не отказал себе в удовольствии немного пококетничать и в ответ получил ожидаемый комплимент.

- О чем вы говорите, Евгений Леонардович! Дай бог нам всем в вашем возрасте сохранить такую работоспособность и ясный ум. Но я вас слушаю внимательно. У вас что-то случилось? Возникли проблемы?

- В некотором роде. Поскольку о нашем с вами соглашении знаем только мы, в Фонде зародились… м-м-м… неправильные настроения. Люди не видят перспективы и смысла своей работы и начинают рассматривать Фонд как некую синекуру, где можно уютно отсидеться и куда имеет смысл пристраивать родственников и знакомых. Если позволить этим настроениям набрать силу и разрастись, мы очень скоро утратим тот высокий, научный потенциал и уровень научной работы, который создавали когда-то и все эти годы поддерживали. Пока мне удается сдерживать процесс, потому что я все еще пользуюсь авторитетом и без моего заключения на должности никого не назначают, но я стар, Владимир Игнатьевич, я очень стар, мне уже исполнилось восемьдесят, и в любой момент я могу оказаться вне своего кабинета. Нет-нет, не спорьте, - Ионов сделал протестующий жест, заметив, что хозяин дома снова собрался встрять с дежурным комплиментом, - восемьдесят - это восемьдесят, это не тридцать и не сорок, и в любой момент организм может меня подвести. Тогда процесс примет необратимый характер. В связи с этим я хотел бы задать вам вопрос, Владимир Игнатьевич.