Седьмая жертва

– А у тебя есть дети? – на всякий случай спрашиваю.

– Есть, – отвечает. – Сын, он уже взрослый.

Тут я малость скисла. Но свою линию держу, не отступаю.

– И жена есть?

– Нет, жены нет. Так скажи ты мне. Надежда Михална, если б тебе сейчас предложили ребенка родить, как бы ты к этому отнеслась?

Вот хреновина! Прямо сейчас и родить. Ну ладно, была не была, главное – ввязаться. Уцепиться за этого чумового мужика с деньгами, машиной и дачей, вылезти хоть немножко, а там – будь что будет.

– Родила бы, – отвечаю. – А что? Кто предложит-то? Ты, что ли?

– Погоди, не о том речь. Говоришь, родила бы ребенка. А зачем?

Я прямо оторопела. Сам же говорит, а потом сам же спрашивает. Ну как есть чумовой!

– То есть как зачем? Зачем все рожают?

– Мы не про всех говорим, а конкретно про тебя. Врешь ты все насчет возраста, не тридцать восемь тебе, а больше, но, допустим, ты еще можешь родить. Так вот зачем нужен ребенок лично тебе в твои годы и при твоей жизни? Что ты с ним будешь делать?

Зачем нужен? Да, на кой черт он мне нужен сейчас, ребенок этот? Но если бы рядом был муж, и он захотел бы ребенка, я бы расстаралась, чтоб покрепче к себе мужика привязать. Если уж ему приспичило, то я завсегда навстречу пойду. Мало ли чего мне пять лет назад сказали врачи, с тех пор медицина далеко вперед ушла, а у чумового-то денег видимо-невидимо, он меня и за границу лечиться может отправить. Но так ему говорить нельзя. Надо что-то благообразное выдать.

– Я бы его воспитывала, – забормотала я, – растила, любила.

Вот черт, как назло, все слова из головы вылетели. Ведь у Тамарки-то есть дочка, какие-то слова она про нее говорила же, что-то такое насчет смысла жизни или еще фигня какая… Ничего вспомнить не могу. А, вот, про старость.

Про старость все говорят.

– Чтобы в старости рядом со мной был родной человек, который стакан воды подаст, когда я буду больная и немощная, – выпалила я, мысленно похвалив себя за складную длинную фразу. Нет, что ни говори, а я не алкоголичка и даже не пьяница, мозги еще работают – будь здоровчик. И память не подводит.

– Ну ты даешь, Михална, – рассмеялся чумовой. – Ты что же, надеешься до старости дожить? При твоей-то жизни? Да ты в любой день концы отдать можешь, ты же пьешь с утра до ночи и не закусываешь. Или сама помрешь, или пришьют тебя твои собутыльники. Не боишься?

Тут я совсем затосковала. Что-то разговор повернулся не в ту сторону. Не больно-то похож этот чумовой на мужика, который меня вытащить хочет и руку с зажатым в ней шансом мне протянуть. Ну, коль так…

– А ты моих собутыльников не трогай! И не тебе о моей жизни судить…

В общем, я снова погнала порожняк до конечной станции. Гоню, но прихлебывать из рюмки и доливать в нее не забываю. Чумовой слушает вроде даже внимательно, глаз с меня не сводит, и такая странная улыбка у него на губах играет, что мне в некоторые моменты страшно делается. А потом, когда все, что надо, куда надо всосалось и меня забрало, мне вдруг безразлично стало, чего он там обо мне думает. Злость прошла, стало весело и легко. Да, не жениться на мне он собрался, это факт, не для того он меня сюда привез.

Наверное, ему просто интересно стало с такой, как я, пообщаться, мою жизненную философию послушать. Может быть, он писатель какой или журналист.

И может быть, даже очень известный. Вот поговорим мы с ним, а там, глядишь, по телевизору кино покажут про разбитую жизнь такой же несчастной невезучей бабы, как я. И может быть, где-нибудь в титрах будет написано: «Выражаю особую благодарность Старостенко Надежде Михайловне». Во Тамарка-то утрется!

А то она своими родичами кичится: дескать, мы с Венькой и Калошей всеми брошенные и забытые, никому не нужные, а у нее родня есть, которая дочку ее воспитывает и на каждый праздник денег дает, то есть не забывает и уважает.

– Послушай, Михална, – внезапно перебил меня чумовой, – а как бы ты хотела умереть?

– Еще чего, – фыркнула я, – я не собираюсь пока.

– И не собирайся. Допустим, ты еще сто лет проживешь, но через сто лет как бы ты хотела, чтобы это выглядело?

Я задумалась. Как бы хотела умереть? Да черт его знает! Разве ж об этом думаешь? Самое милое дело – уснуть вечером и больше не проснуться. Или враз упасть замертво, только чтобы перед этим никаких болячек и приступов не было. Жить себе весело и радостно, с друзьями общаться, в гости ходить, пить-есть в свое удовольствие, а потом раз – и все. И никаких страданий.