– Я могу приехать? – спросила Настя.
– Угу, – невнятно промычал Ларцев. – Не спится тебе… Тебя с завтраком ждать?
– Жди, я буду через двадцать минут.
Когда Ларцев открыл ей дверь, он был еще в халате, но чисто выбрит и с влажными после душа волосами.
– Ну ты даешь! – охнул он, увидев Настю. – Я толькотолько в себя пришел от изумления, что ты в такую рань поднялась, а ты меня вообще в шок вгоняешь своим видом. Что это с тобой?
– Ты же психолог, – усмехнулась Настя, снимая теплый плащ с меховой отделкой, тоже когда-то привезенный матерью и бестолково провисевший на вешалке почти два года, – вот и ответь на свой вопрос.
– Когда женщина резко меняет внешний вид, это означает, что она готовится коренным образом изменить свое отношение к жизни, это всем известно.
– Вот я и готовлюсь. Где обещанный завтрак?
– Пошли на кухню. У нас сегодня самообслуживание, Надюшка уехала с классом на три дня на экскурсию по Золотому кольцу.
Давно уже она не пила кофе с таким наслаждением. Утренняя прогулка пробудила в Насте здоровый аппетит, а история с пассажирами джипа все еще вызывала у нее веселье.
– Ты представляешь, Володя, меня с утра пораньше попытались склеить трое юных амбалов, – сообщила она, закуривая.
– Я их понимаю, ты сегодня выглядишь на все сто. У тебя есть новости или будем работать со старым материалом?
– Есть шестой труп с рыбкой, деньгами на похороны и запиской.
Ознакомьтесь, сэр. – Она протянула ему принесенную накануне Селуяновым записку.
Ларцев внимательно прочел записку и покачал головой.
– Все ясно, Настасья. Случай тяжелый, но спешу тебя обрадовать, это не патология. Он совершенно нормален. Мозги у него набекрень, что очевидно, мышление настолько своеобразное, что привычными стереотипами его не постичь.
Но психических заболеваний, насколько я могу судить, там нет. И, кстати сказать, готовиться к изменениям тебе не нужно.
Настя вскинула голову и тревожно посмотрела на него.
– Что ты хочешь сказать?
– Только то, что сказал. Ты же мне в прошлый раз говорила, что собираешься стать седьмой жертвой этого придурка. Говорила?
– Ну да.
– Вот и успокойся. Он не собирается тебя убивать. У него и в мыслях этой глупости не было. Он гораздо умнее, хитрее и тоньше. Кто стал шестой жертвой?
– Юноша с болезнью Дауна.
– Возраст?
– Двадцать шесть.
– У-у, для такого диагноза он уже может считаться долгожителем, – покачал головой Ларцев. – Погоди, я за твоими бумагами схожу, буду в них поглядывать, чтобы в фамилиях и фактах не запутаться.
Он вышел из кухни и через минуту вернулся, держа в руках справку, подготовленную Настей.
– Смотри, что мы имеем. Первая жертва – Надежда Старостенко, никому не нужное спившееся существо, в прошлом красавица, балерина, кумир многих мужчин. Вторая жертва – ранее неоднократно судимый Геннадий Лукин, без определенного места жительства и без каких бы то ни было средств к существованию, больной, одинокий и опять же никому не нужный. Третья жертва – Валентин Казарян, обнищавший бывший мент, погнавшийся за феерическими доходами, а получивший шиш с маслом и по шее в придачу, живущий на скудную зарплату сторожа и опять-таки никому не нужный. Четвертая жертва – Серафима Фирсова, восьмидесяти восьми лет, старая, больная и снова никому не нужная.
Пятая жертва – несчастная молодая женщина, красивая и благополучная в социальном плане, но пережившая страшную трагедию и мечтающая только о том, чтобы умереть. О ней, заметь себе, Настасья, нельзя сказать, что она никому не нужна. У нее есть муж, есть родители, братья и сестры. И, наконец, шестая жертва – неизлечимо больной от рождения юноша, который не понимает кошмара своего существования, но превращающий в кошмар жизнь своих близких. У него есть родственники?
– Есть, мать. Немолодая и с кучей хронических заболеваний.
– Вот видишь, все одно к одному. От его смерти матери, глядя правде в глаза, одно облегчение.
– А как же быть с грехами? – спросила Настя. – Похоть, чревоугодие, гордыня, алчность – эти грехи он отработал. Что касается Ястребовой, то она демонстрирует собой грех праздности, то бишь лени. Не работает вот уже сколько лет, живет на деньги мужа. Я думала сначала, что лень – это мое, но, видимо, Шутник собирается вменить мне зависть. А скорее всего – гнев. Он меня уже до ручки довел, я в любой момент могу сорваться на истерику. Но какой грех у этого несчастного парня?