Седьмая жертва

– А кто такой дядя Витя? – шепотом поинтересовался Зарубин у Насти, когда Айрумян отвернулся и принялся искать в шкафу очередную папку.

– Это мой начальник Гордеев, – так же шепотом ответила Настя. – Виктор Алексеевич.

– А почему дядя? Они что, родственники? – недоумевал Сергей.

– Это чисто армянское, – пояснила она, косясь на медэксперта. – Человека, которого уважаешь, называть дядей. У них же изначально отчество не принято, это уж в соответствии с советскими законами и правилами они стали ими пользоваться. А так были просто Гургены, Сурены и Ашоты. Вот чтобы подчеркнуть уважительное отношение, они и говорят «дядя». А в Грузии говорят «батоно», что, в сущности, то же самое.

– Не шепчитесь, – не оборачиваясь, встрял Гурген Арташесович, – и где вас, молодежь, воспитывают? Вот, рыбочка моя вуалехвостая, твой неопознанный трупик. Значит, про причины смерти я вам все уже рассказал, два огнестрельных ранения в область сердца. С какого расстояния стреляли… это нам экспертизочка пришла сегодня утром… это вот… тут… – Он схватил с полки еще одну папку и ловко извлек из нее скрепленные листы. – На вот, сама прочтешь. А по моей части в трупике полный набор всех мыслимых, а также неизвестных пока науке заболеваний. Желчнокаменная болезнь, хронический гепатит, микрокровоизлияния в вещество мозга, язва желудка, вполне свеженькая, атеросклероз сосудов сердца, хроническая пневмония, на ногах незаживающие трофические язвы, и по всему телу свежие и зарубцевавшиеся фурункулы. В общем, мое старческое сознание отступило перед этим парадоксом.

Ну надо же, думаю, такой с виду приличный, одежда чистая, опрятная, даже, я бы сказал, новая, и волосы помыты, и стрижка свежая, и брился он часа за два до смерти, а под одежкой-то – ну бомж бомжом, если не хуже. И как можно было так себя запустить? Болел и не лечился, в организме никаких следов фармакологии, один алкоголь.

– И много алкоголя? – поинтересовалась Настя.

– О-о-о, вот насчет крови нам экспертизочка пришла… – Гурген Арташесович снова зашелестел страницами и забормотал себе под нос, отыскивая нужное место:

– Пришла нам экспертиза наша долгожданная, красавица наша, пришла, прилетела на крылышках из нашей лаборатории… Ага! Алкоголя-то не так чтобы уж очень. Вполне умеренно. Можно сказать, покойный перед смертью был слегка навеселе. Не более того.

– А насчет еды?

– Кушали мы перед кончиной обильно и разнообразно. Минут за тридцать-сорок до наступления трагической развязки мы приняли внутрь широкий ассортимент пищевых продуктов, поскольку все это было еще не переваренное, то могу с высокой вероятностью предположить следующее: пиццу мы кушали, огурчики с помидорчиками, что-то вроде пельменей или котлету в тесте, грибочками не побрезговали, рис тоже употребили, еще что-то тестообразное, подозреваю, что макароны, ну и дальше по мелочи. Что еще тебе рассказать, звездочка моя сияющая?

Зарубин не выдержал и прыснул. Он относился к Насте с огромным уважением и глотку перегрыз бы всякому, кто скажет о ней дурное слово, но и при всем своем пиетете ему трудно было представить, как эту тридцативосьмилетнюю (и по его представлениям, уже почти старую) тетку можно называть звездочкой.

Тем более сияющей. Сияющая – это когда глаза горят, сверкают, а у Каменской они светлые, спокойные, словно… притухшие, что ли. Ну надо же, звездочка!

– Хочешь, татуировочки покажу? – продолжал между тем Айрумян. – Трупик у тебя с богатым прошлым, на зону не меньше трех раз ходил, но не в России.

– А где? В Швейцарии? – пошутила Каменская. – Или, может, на Канарах?

– Где-то в бывших союзных республиках. Ты потом посмотри по справочнику, такие татуировки делали не то в Казахстане, не то в Киргизии.

Разумеется, документы Айрумян им не отдал, все заключения экспертов должны направляться следователю, но записи сделать позволил.

– Ксерокс бы сюда, – вздохнул Зарубин, – снимали бы копии по-быстрому, а то вот кропай тут от руки…

– Трудитесь, юноша. – Старый эксперт назидательным жестом ткнул пальцем в лежащий перед Сергеем бланк с приклеенной к нему фотографией, с которой оперативник срисовывал татуировку. – Труд должен быть в тягость, иначе он превратится в хобби, и вы перестанете понимать, за что вам зарплату платят.

Не ищите легких путей в жизни.

А кто ищет-то? Он, что ли, Серега Зарубин? Да если бы он искал легких путей, то уж точно в розыске бы не работал. Скажет тоже, старый перечник…